|
– Пальцами пошевели, – попросил напарника Строгов. Раненый сталкер, морщась, сжал и разжал кулак. – Пальцы-то работают, – сказал он виноватым голосом, – только больно очень. Да какой там перелом, ушиб, скорее всего… – Хрена с два – ушиб! – фыркнул Злой. – Как пить дать перелом! Ким похлопала себя по карманам. – У меня же обезболивающее есть! Дать? – Не откажусь, – кисло улыбнулся Картоха. – Держи! – Дай бог тебе здоровья! Строгов почесал затылок и предложил: – Мужики, а давайте Картохе шину, что ли, сделаем… У нас есть и жгут, и бинты. Пару дощечек бы, – он посмотрел в сторону строительных вагончиков. Злой запыхтел, тяжело поднялся. – Мы в Зону зачем ходим? За хабаром, чтоб мне сдохнуть, а не за дощечками, – процедил он. – Совсем оборзели понаехавшие. Ладно, сейчас что-нибудь нарисуем… – Я с тобой! – Навуходоносор поднялся, подхватил рюкзак. – И я! – Кучерявый тоже вскочил на ноги. – Ниггер, сидеть! – осадил младшего сталкера Папаша Линкольн. – Ты мне нужен здесь. – Ладно, – насупился Кучерявый. Папаша Линкольн и Строгов подсели ближе к Картохе. – Ну, давай, показывай, что там у тебя распухло… – проговорил, скаля зубы, главарь. – Мужичье и сброд, – тихо бросила Ким и принялась копаться в рюкзаке. Ладонь легла на гладкий корпус бесполезного в Хармонте мобильного телефона. Ким вытащила устройство и стиснула кнопку включения. Телефон работал. Сеть, само собой, не ловил, но на нем была какая-никакая камера и диктофон. – Скажите мне, джентльмены, – она повернулась к сталкерам, выставив руку с телефоном. – Зачем мы идем в Зону? Строгов в ответ фыркнул и отмахнулся. – Эй-эй, я объясню, – Кучерявый заерзал, привлекая к себе внимание. – Тут просто хорошая мужская компания, чистый воздух и еще – отличная возможность заработать положительную мутацию, чтобы стать таким как Халк или как Ниндзи Черепашки. – Болтун, – без злобы бросил Папаша Линкольн. – А вы, Папаша? – Ким подошла к главарю. – Плохо верится, что вы только из-за денег идете сами и ведете за собой людей в неизвестную часть Зоны. – Моя история не для прессы, – отозвался после недолгой паузы Папаша Линкольн, – а для тебя, Дейли. Ты можешь записать ее на свою приблуду, чтобы слушать иногда перед сном и вспоминать эту адскую ночь. Ты можешь напечатать ее в газете и придавить тем самым старого чернокожего могильной плитой, из-под которой он уже не выберется. Решаешь ты, мне же, в общем-то, все равно. Этот поход – пик моей карьеры, моя лебединая песня, если говорить книжным языком, – Папаша Линкольн окинул взглядом притихшую компанию. – Я шел по жизни весело, с куражом. Я успешно сталкерил с середины восьмидесятых, и у меня родился сын, Дейли. Как все и пророчили, Щенок был мутантом, наше сталкерское проклятье не обошло его стороной. Внешне Щенок не отличался от других детей, но разумом он был чужаком. Он видел сны наяву, Дейли, и в этих снах он всякий раз приходил на завод к Бродяге Дику. Щенок никогда не отходил от дома дальше соседней улицы, но он рассказывал о Зоне такие вещи и в таких подробностях, что у меня мороз бежал по коже. Без сомнения, он был связан с Зоной некой невидимой пуповиной, и каждый раз, глядя в его глаза, я понимал, что это Зона вглядывается в меня. Это Бродяга Дик, ее хренов хозяин, смотрит мне в душу… Плечи Папаши Линкольна задрожали. С минуту он молчал, глядя перед собой. Потом продолжил, понизив голос: – За Бродягу Дика дают чертову кучу «капусты». И этой суммы хватит, чтоб начать новую жизнь за пределами Директории. |
