Где-то Ким уже видела такой взгляд – пристальный и жесткий, словно видевший мир исключительно через прицел?..
Огнистый краешек солнечного диска показался из-за перевала, и изумрудное сияние погасло. Ким очнулась. Поспешно достала маленькую зубную щетку, плеснула на нее водой из фляги и принялась чистить зубы. Пасты недоставало, но, на худой конец, можно было обойтись и без нее. Когда Ким закончила, сталкеры уже были готовы к переходу. Гризли сунул ей наполовину опустошенную жестянку и ложку – ту самую, которой только что ел сам. На лице Ким отразилась вся гамма чувств, при виде этого непритязательного столового прибора. Строгов поспешно сказал:
– Ты не думай, я ее помыл.
– Спасибо!
Ким почувствовала, что проголодалась и потому решила не привередничать. Все равно, по возвращении домой, придется потратить кучу денег на врачей. Одной инфекцией больше, одной меньше…
– Выступаем! – скомандовал Папаша Линкольн, и добавил, ни к кому в особенности не обращаясь: – Кто не успел пожрать, пусть жрет на ходу. Вперед. Навуходоносор, твоя очередь гайку кидать…
Это было что-то вроде шутки. Потому что сталкеры вдруг дружно заржали. Но Навуходоносор и в самом деле швырнул перед собой гайку и жестом показал, что идти можно. Они неспешно тронулись вдоль тропы, петлявшей среди травы и отдельных валунов, скатившихся с окрестных склонов, постепенно поднимаясь к узкой расщелине в скалистой гряде.
Полностью доверяя чутью своих спутников, Ким без опаски вертела головой, удивляясь совершенной безмятежности, царившей на перевале. Если не знать, что это лишь часть Зоны, никогда не заподозришь, что здесь однажды тоже распоряжались таинственные пришельцы. Камни, трава, утренний ветерок, небо, солнце – все земное, привычное. Ким поймала себя на мысли, что в последние дни фраза «инопланетная цивилизация» ассоциируется у нее не с вершинами знания, и даже не с вершинами технологии, а с развалинами, среди которых затаилась самая разнообразная смерть, и с людьми, живущими в нечеловеческих, хотя отнюдь не в инопланетных условиях.
Кучерявый, которому было велено приглядывать за Ким, воровато озираясь, время от времени кидался в траву, выхватывал что-то из нее и прятал в поясной мешочек. Не трудно было догадаться, что собирал он не красивые камешки, а разную зоновскую мелочь – этаки, «черные брызги», «белые браслеты», «скрепки». Ким поняла, что только ей долина кажется свободной от воздействия Зоны, а сталкеры, будто соколы-сапсаны в степи, выхватывают острым взглядом, притаившуюся среди ледниковых валунов добычу. Главарь отряда, Папаша Линкольн, либо не замечал поползновений Кучерявого, либо делал вид, что не замечает. Лишь непривычно молчаливый Картоха, как младенца, баюкающий сломанную руку, укоризненно качал головой.
Кучерявый, которому было плевать на осуждение Картохи, бросался за добычей все чаще и чаще, все дальше отбегая от тропы. Даже у Ким, ничего не понимающей в здешних особенностях, от нехорошего предчувствия заныло сердце. В очередной раз украдкой глянув на вышагивающего впереди Папашу Линкольна, Кучерявый длинными, бесшумными прыжками помчался к едва заметной между моренами ложбинке. Словно невидимый ток встряхнул сталкеров, они как по команде посмотрели туда, куда направился их обезумевший от алчности товарищ.
– Стой, ниггер! – заорал Папаша Линкольн.
– Назад, мать твою эфиопскую! – подхватил Гризли.
Другие сталкеры тоже заорали, сразу на нескольких языках.
Кучерявый Мартин вроде одумался. Он даже успел оглянуться на окрик, но что-то дернуло его за ногу, опрокинув ничком. Молодой сталкер попытался приподняться на руках, но сделал только хуже. Невидимая ловушка дернула его еще сильнее. Кучерявого развернуло по часовой стрелке, и голова его треснула, словно перезрелый арбуз, неаппетитной кляксой разметав содержимое по поверхности «комариной плеши». |