|
Лицо Картохи было покрыто бисером пота. Ким стукнула кулачком в широкую спину русского. – Что случилось? – Паутина, мать ее… Выход затянула… – И что теперь? – Дьявол его знает… Назад нам ходу нет. Злой, толкая брюхом в поясницу журналистки, выкрикнул: – Ну, долго мы будем в этом толчке корячиться?! – Если ты такой умник, – огрызнулся Папаша Линкольн, – сними паутинку, освободи дорогу… – Нашел дурака… – пробурчал Злой. – Пусть Навуходоносор идет, у него шкура толстая… – А что если рюкзак бросить? – вдруг предложила Ким. Сталкеры среагировали не сразу. Похоже, их поразила сама мысль, что эта пигалица, которую они невесть зачем тащат на своем горбу, может подавать идеи. Тем более – дельные. – А ведь верно! – сказал, наконец, Папаша Линкольн. – Швырнем рюкзак Навуходоносора. Он самый большой… – Только сначала в твою камуфлю завернем, – парировал тот. – В нее и слона завернуть можно. – Давай… – главарь скинул свой рюкзак, принялся расстегивать длинный, пятнистый плащ. Пока они возились с Навуходоносоровым рюкзаком, заматывая его в Папашин плащ, Ким успела разглядеть серебристое посверкивание, перегораживающее голубую полосу неба, издали казавшуюся такой узкой. Папаша Линкольн и Лопес, которые торчали между Навуходоносором и выходом из расщелины, легли ничком. Жилистый сталкер с кряхтеньем вздернул рюкзак над головой и метнул его в паутину. Серебристый блеск исчез. Сталкеры заметно повеселели, хотя и тронулись к выходу с опаской. И вот они уже стояли на краю обрыва и смотрели на глубокую котловину, затянутую сизой дымкой. – Вот оно, сердце Зоны, – сказал Злой. Ким потянула носом воздух. Никакой гнили, наоборот – пахло озоном, словно после грозы. Из-за дымки невозможно было толком разглядеть, что там внизу. Дорога. Лес. Озеро. Какие-то строения… Руины, наверное… Деревья… Нет, тени деревьев… Что же это за дымка?.. – Сожри меня дьявол! – изрыгнул Папаша Линкольн. – Небось «прожарки» курятся… Едва ли не каждый шаг приходилось промерять гайками. Сталкеры уже не швыряли их направо и налево – экономили. У Злого на этот случай оказался моток бечевки. К ней привязывали гайку и бросали в наиболее подозрительное место. Пару раз бечевку обрывали «комариные плеши». Один раз ее пережгла «прожарка». В четвертый раз – гайку отнял «веселый призрак». Но чаще всего гайка падала впустую. И это мгновение, когда гайка, отблескивая гранями, летела к земле, выматывало сильнее, чем многочасовой переход. |
