— На благотворительные цели, — объяснил Рой, видя мое удивление. — Колонка стоит двадцать шесть фунтов. Когда дотянется до потолка, состоится аукцион.

— Аукцион? Кто заплатит за эти монеты больше того, что они стоят?

— Аукцион не из-за монет, а за право сшибить колонку. В прошлый раз до тридцати пяти фунтов цена дошла. Здорово придумано, правда? Хорошо бы сегодня дотянулась.

Рассказывая, Рой успел осушить стакан пива и представить меня — a Swedish bloke — нескольким десяткам посетителей. Последовало неизбежное взаимное угощение. Друзья Роя, знатоки проблемы аборигенов, явно отсутствовали — здесь говорили только о лотереях, сколько тот или иной выиграл или почти выиграл.

— Купим на пару билет тасманийской государственной лотереи? — вдруг спросил меня один из моих новых приятелей по имени Фред.

— А сколько можно выиграть?

— Самый большой выигрыш — пятьсот тысяч фунтов, есть выигрыши поменьше, по пятидесяти тысяч.

Пятьсот тысяч фунтов! Это же шесть миллионов шведских крон. Нет, я ослышался. Спросил снова. Пятьсот тысяч, совершенно точно. И никаких налогов. Правда, лотерейный билет стоил сто фунтов (тысячу двести крон). Даже десятая часть полного билета для меня дорого, к тому же выигрыш составит каких-нибудь шестьсот тысяч крон… И я отклонил предложение. Фред почему-то твердо вознамерился выступить в роли моей фортуны и вытащил с десяток других, более дешевых лотерейных билетов. Пока я выбирал, в одном углу пивной поднялся страшный шум.

— Скорей, — поторопил меня Фред, — будем участвовать в тираже.

Странно — уже тираж, и прямо в пивной!.. Но я скоро выяснил, что речь идет о совсем другой лотерее, организованной только что. Главным выигрышем был почему-то живой гусь, который сидел в машине организатора лотереи.

Приобретя билет и возвратившись к стойке, я увидел, что Рой включился в бурную дискуссию об Ага-Хане. Я с ходу присоединился, рассказал об удивительных последствиях столкновения восточной и западной культур, провел сравнение с условиями в Австралии, назвал несколько актуальных примеров, но когда я наконец остановился, выяснилось, что они говорили о лошади по Имени Ага-Хан и ничуть не интересовались коренным населением. Тогда я опять присоединился к лотерейщикам. С большим трудом мне удалось заставить их поделиться своими взглядами на аборигенов. Они единодушно утверждали, что аборигены — безнадежный народ, совершенно не могут приспособиться к новой жизни.

Время текло так же быстро, как пиво, я уже давно потерял счет выпитым стаканам. Шум, гам, жара оглушили меня, ноги подкашивались. Я бы упал на пол, но мы стояли вплотную, подпирая друг друга. Я искренне восхищался поразительной жаждой и выдержкой моих новых друзей. Если верить им, они ежедневно по нескольку часов пили пиво с таким прилежанием.

Я уже хотел предложить Рою прогуляться на воздухе, вдруг воцарилась тишина, и все встали навытяжку. В чем дело? Но тут динамик под потолком грянул «Боже, спаси королеву», и я тоже попытался вытянуться во фронт.

Возле пивной стояли, переговариваясь, двое полицейских. «Что-то будет?» — спросил я себя, когда Рой, покачиваясь, прошел к своей машине и открыл дверцу. Ничего: полицейские радушно пожелали нам спокойной ночи и продолжали свою беседу.

— Добрые полицейские, — сказал я, когда мы отъехали.

— А что, я ведь держусь на ногах.

— Кое-как.