|
Но самое сильное впечатление производят на них фильмы про гангстеров и пионеров американского «дикого запада»; других картин в кинотеатрах Дарвина и Алис-Спрингса не показывают. Познания, приобретаемые аборигенами в кино, оказываются кстати во время племенных стычек. А один раз они даже принесли благо всей австралийской нации! В феврале 1942 года какой-то абориген случайно встретил японского летчика, самолет которого разбился после налета на Дарвин. Он не растерялся, ткнул врага в спину палкой и крикнул: «Хенде ап!» (вероятно, единственные английские слова, известные ему, да и японцу тоже). Летчик настолько опешил, что покорно проследовал до ближайшей миссии. Это был первый случай поимки врага на австралийской земле, и героя чествовали по всем правилам. А владелец кинотеатра в Дарвине даже медали не получил, хотя много раз во всеуслышание объявлял, что вся заслуга принадлежит ему.
Но первое посещение города аборигеном из резерв вации не всегда добровольное и приятное. Скажем, если произошло убийство, то всех подозреваемых и свидетелей отправляют под конвоем в Дарвин или Алис-Спрингс: только там есть суды и тюрьмы. Процессы, которые затем организуют, вполне можно бы назвать фарсом, если бы не было трагического исхода для обвиняемых. Хотя аборигенов не признают гражданами Австралии, на них распространяются все законы; их наказывают за преступления, о которых они и не слышали, которые, с их точки зрения, вообще нельзя назвать преступлениями. Они совершенно не представляют себе, что означает весь этот спектакль, и на все говорят «да», надеясь поскорее выйти на волю. Сами они английского языка не знают, а переводчики пользуются идиотским жаргоном, почему-то именуемым пиджин-инглиш. (Настоящий пиджин — на нем говорят в Новой Гвинее и на многих меланезийских островах — язык со своими четкими правилами и точно определенной лексикой.) Хуже всего то, что процессы тянутся месяцами. Все это время обвиняемые сидят под арестом и проходят «школу», которая ничем не лучше тюрьмы, ожидающей тех, кого признают виновными. Всего в резервациях Северной Территории (или поблизости от них) учреждено пятнадцать миссионерских станций от восьми различных церквей. Чтобы не было конкуренции из-за «душ», резервации поделены на четко разграниченные сферы влияния. Но пять тысяч аборигенов, посещающих эти станции, вряд ли можно назвать более цивилизованными, чем их «диких» собратьев. Как и в других областях Австралии, миссионеры Северной Территории убедились, что невозможно цивилизовать коренное население, пока оно ведет вольную кочевую жизнь. А если уговорить аборигенов обосноваться поблизости от станции, тотчас возникают другие трудности, как мы это видели на примере Улдеа в Южной Австралии. Вдали от охотничьих угодий они не могут прокормиться сами. Значит, миссионеры должны либо раздавать им продукты (это обходится очень дорого), либо придумывать для них какое-нибудь занятие, приносящее доход: огородничество, изготовление сувениров, заготовка дров. Но всех этим не займешь, да и не может такая работа долго привлекать человека. Поэтому на большинстве станций ограничиваются испытанным методом: собирают возможно больше детей и стараются вырастить из них добрых христиан и безупречных английских мещан. Конечно, когда появляются родители и другие родственники опекаемых детей, миссионеры пытаются отговорить их от ужасных обычаев ходить нагишом, плясать и жить в полигамии; однако эти попытки делаются очень неуклюже и только отпугивают аборигенов. Лишь две миссионерские станции предприняли серьезные усилия найти выход, действуя при этом прямо противоположными методами. Восемьдесят лет назад немецкие эмигранты-лютеране основали миссию в Германсбурге, в ста тридцати километрах западнее Алис-Спрингса. Здесь миссионеры полностью приняли на свое попечение всех аборигенов, которые поселились на станции, и устроили скотоводческую ферму. |
