|
Потом вспоминаю. Я у Анжель, в недавно обновленном доме у реки, построенном в XIX веке, в котором когда-то располагалась начальная школа, в центре Клиссона. До знакомства с Анжель я никогда не слышал об этой древней живописной деревушке под Нантом. Каменный фасад дома увит плющом, на черепичной крыше высятся две трубы. А обнесенный стенами бывший школьный двор превратился в сказочный сад. Я растягиваюсь на удобной кровати Анжель. Ее со мной рядом нет. Ее сторона постели холодна. Я встаю и спускаюсь на первый этаж. Меня встречает аппетитный аромат кофе и поджаренного хлеба. Блеклый желтоватый свет проникает в окна. Растения и деревья в саду покрыты тончайшей пленкой инея, словно пирожные глазурью. С моего места в окно мне видны только верхушки развалин, которые когда-то были укрепленным феодальным замком Клиссона.
Анжель сидит за столом, поджав одну ногу под себя. Она внимательно читает какой-то документ. Рядом стоит открытый ноутбук. Подойдя ближе, я понимаю, что она читает медицинскую карту моей матери. Анжель переводит взгляд на меня. Под глазами у нее темные круги. Наверное, она мало спала этой ночью. – Что ты делаешь? – Жду тебя. Не хотела тебя будить. Она встает и готовит мне кофе. Она уже одета. Как обычно на ней черные джинсы и свитер с воротником, тоже черный, на ногах ботинки. – Похоже, ты совсем не спала. – Я просмотрела медицинскую карту твоей матери. По ее тону я догадываюсь, что она намеревается сказать мне что-то очень важное. – И? Ты что-то нашла? – Да, – говорит она. – Сядь, Антуан. Я усаживаюсь рядом с ней. В залитой солнечным светом кухне тепло. После ночи, полной беспокойных сновидений, я не уверен в том, что готов к новому испытанию. Я собираюсь с силами. – И что ты нашла в этой карте? – Как ты знаешь, я не врач, но работаю в больнице и каждый день вижу по нескольку покойников. Я читаю их медицинские карты, разговариваю с врачами. Я хорошенько изучила карту твоей матери, пока ты спал. Сделала кое-какие выписки. Поискала информацию в Интернете. И отправила электронные письма знакомым врачам. – И? – спрашиваю я, внезапно понимая, что кофе не идет в горло. – Мигрени у твоей матери начались за два года до смерти. Не слишком частые, но сильные. Ты что-нибудь об этом помнишь? – Раз или два… Она лежала в полной темноте, и к ней приходил доктор Дардель. – За несколько дней до смерти у нее был криз и ее осматривал врач. Вот, смотри! Анжель протягивает мне ксерокопию документа. Я узнаю наклонный почерк доктора Дарделя. Я уже видел этот документ среди других, предшествовавших смерти Кларисс. «7 февраля 1974 года. Мигрень. Тошнота, рвота, боль в глазах. Двоение в глазах». – Да, я уже это читал. Это что-то значит? – Что ты знаешь об аневризме, Антуан? – Это маленький пузырь, который образуется на поверхности артерии головного мозга. Стенка аневризмы тоньше, чем стенка артерии. Беда, если она вдруг лопнет. – Что ж, неплохо. Анжель доливает себе кофе. – А почему ты спрашиваешь? – Думаю, твоя мать действительно умерла от разрыва аневризмы. Потеряв дар речи, я смотрю на нее. Наконец я бормочу: – Значит, они с Бланш не дрались? – Я высказываю свое мнение, вот и все. Последнее слово в этой истории за тобой. Это твоя правда. – Думаешь, я преувеличиваю, Бог знает чего себе навоображал? Что у меня паранойя? – Нет. Конечно же нет. Она кладет руку мне на плечо. – Не горячись. Твоя бабка была старой каргой, ненавидевшей гомосексуалистов, в этом никто не сомневается. Но выслушай меня, хорошо? 7 февраля 1974 года доктор Дардель осматривал твою мать на авеню Клебер. |
