Арно смотрит на меня, и на его лице отражаются переживания.

– Почему ты никогда об этом не рассказывал?

Я пожимаю плечами.

– Ты никогда меня не спрашивал.

Он опускает глаза. Пирсинг в одной из бровей шевелится, следуя за направлением взгляда. Нет, я бы себе такого ни за что не сделал!

– Это не причина!

– Хорошо. Я просто не знал, как об этом рассказать.

– Почему?

Его вопросы начинают меня раздражать, но я хочу все-таки ему ответить. Я ощущаю сильное желание избавиться от бремени, лежащего на моих плечах, впервые доверившись своему сыну.

– Потому что с ее смертью для нас с Мел все изменилось. Нам никто не объяснил, что произошло. Это были семидесятые, сам понимаешь. Сегодня детям уделяют куда больше внимания и, когда что-то подобное случается в семье, их водят к психологу. А в то время никто и не думал нам помогать. Мать исчезла из нашей жизни, вот и все. Отец снова женился. Имя Кларисс никто и никогда не произносил. Ее фотографии – почти все фотографии, на которых она была, – бесследно исчезли.

– Это правда? – бормочет мой сын.

– Да, правда. Ее стерли из нашей жизни. А мы ничего не могли с этим поделать. Мы были раздавлены нашим горем. Мы были детьми, беспомощными детьми. А как только ощутили, что сможем выжить самостоятельно, мы ушли из этого дома, и я, и Мелани. Все это время мы хранили воспоминания о матери в темном углу. Я не имею в виду ее одежду, книги, личные вещи. Я говорю о воспоминаниях о ней.

Мне внезапно стало нечем дышать.

– А какая она была? – спрашивает Арно.

– Внешне она была похожа на Мелани. Та же фигура, тот же цвет волос. Она была веселая, активная. Полная жизни.

Я замолкаю. Сильная боль пронзает сердце. Я не могу продолжать.

– Прости, что огорчил тебя своими расспросами, – бормочет Арно. – Мы поговорим об этом в другой раз. Не волнуйся, пап.

Он вытягивает вперед свои длинные ноги и ласково похлопывает меня по спине. Вне всяких сомнений, он смущен тем, что стал свидетелем моей боли.

Женщина в голубой униформе, с которой я недавно виделся в коридоре, снова проходит мимо нас и снова мне улыбается. У нее красивые ноги. Приятная улыбка. Я улыбаюсь в ответ.

Звонит мобильный Арно, и он встает, чтобы ответить. Мой сын понижает голос и отходит от меня. Я ничего не знаю о его жизни. Он редко приводит домой своих школьных приятелей. Чаще других я вижу неприятную девицу с волосами цвета воронова крыла и фиолетовыми губами – эдакую Офелию, которая уже успела наполовину утонуть. Они закрываются в комнате Арно и включают музыку. Честно говоря, я ненавижу задавать сыну вопросы. Однажды, когда я попытался деликатно чем-то поинтересоваться, в ответ услышал ледяное: «Ты что, гестапо?» С тех пор я ни о чем не спрашиваю. В его возрасте я терпеть не мог, когда отец совал нос в мои дела. Но я никогда бы не осмелился ответить ему в таком тоне.

Я зажигаю сигарету и встаю, чтобы размять ноги. Я размышляю. Как лучше организовать пребывание Мелани в больнице? Я не знаю, с чего начать. И вдруг я замечаю, что рядом кто-то есть. Оборачиваюсь и вижу длинноногую женщину в голубой униформе.

– Можно попросить у вас сигарету?

Я неловко протягиваю ей свою пачку. Таким же неловким жестом даю прикурить.

– Вы здесь работаете?

У нее удивительные глаза, почти золотые. Судя по всему, ей около сорока, может, чуть меньше. Но на нее приятно смотреть, это я знаю точно.

– Да, – отвечает она.

Мы оба испытываем некоторую неловкость. Я украдкой смотрю на ее бейдж. Анжель Руватье.

– Вы врач?

Она улыбается.

– Не совсем.