— А как же кино? — огорченно спрашивает Катюша.

— Должны успеть, — отвечает Бун и на меня смотрит. — Не опоздаем?

— Ехать, — говорю, — нужно до конца троллейбуса. Десять минут ходу до новостроек. Пять — на получение посылки и на выражение нашей искренней благодарности. Все! И обратно! Жди нас в четыре у кино!

Зашуршал троллейбус.

— Итак, — говорю. — Прощайтесь быстренько! Жизнь — штука суровая! На запад поедет один из вас, на Дальний Восток — другой!

Катюша меня за ухо оттаскала, и мы с Буном поехали.

Троллейбусное кольцо — на самой окраине города. Стоит круглый домик для диспетчеров. На стене домика — часы. Мы ехали минут двадцать. На часах — без пяти два.

— Поднажмем! — говорит Бун. — Куда идти?

А я еще в троллейбусе догадался, куда нам надо. Увидел краны и недостроенные дома — ясно, что туда. Там целый район растет. Одни дома уже под крыши подведены, другие только с двумя, с тремя этажами. Улицы пока никакой нету. Проложена бетонная дорога, чтобы машины с грузом ездить могли. А рядом деревянные мостки для пешеходов.

Шлепаем мы по доскам, а вокруг — грязь непролазная. У новостроек всегда так. Как извержение грязевого вулкана было.

Вдалеке электричка пробежала. Рельс не видно, проводов — тоже. И шума не слышно. Быстро несутся вагоны, и кажется, что они просто так — на воздушной подушке над землей летят. Строящиеся дома как раз у дороги и стоят. Туда же и мостки ведут. Все в порядке.

— Бежим! — говорит Бун. — Чего тащимся!

Мы побежали. Из-под досок грязь во все стороны разбрызгивается. Мчимся без остановок, и никто не мешает — никто навстречу на узких мостках не попадается. Суббота. Строители не работают, а будущие новоселы, наверно, не все такие нетерпеливые, как отец Риммы Груздевой.

Чем ближе к домам, тем грязнее. Потом сплошная вода пошла. Когда насыпь для железной дороги строили, отсюда землю брали. А теперь тут пруды. Строители их поприжали — засыпать начали. Вода и разлилась повсюду. Море! Из-под досок фонтанчики выпрыгивают.

— Петергоф, — говорю, — настоящий!

— Ну и сравненьица у тебя! — ворчит Бун.

— А чем плохие? В Петергофе грибок есть. Зайдешь под шляпку, а со всех сторон вода струйками. Там сверху, а тут снизу — вот и вся разница!

— Не выкручивайся! Мастер художественного слова!

Я хохочу. Меня в тот день хоть мясорубкой называй!

Добежали до первых домов и под дождь вдобавок попали. Он хлынул сразу, без всякого предупреждения. Мы и тучу не успели заметить. Хотя, конечно, в тот день мы и не могли заметить никаких туч, будь они даже из черной туши. Хлещет дождь по лицу — теплый, крупный и веселый.

— Что? — спрашиваю у Буна. — Не Петергоф разве? Тебе сверху воды не хватало? Пожалуйста!

— Ты дом давай ищи! — говорит он и языком капли с губ слизывает.

А дом тут как тут. Стоит у железной дороги, и на его скуле большущая цифра семнадцать выведена. Он уже под крышей, только подходы к нему затрудненные: такие полосы препятствий, на каких даже солдат не обучают. Сунулись мы с одной стороны — не пройти. Вода вплотную к стене подступила. Мы — с другой. А там — грязь. Стою на мостках на правой ноге, а левой почву зондирую. Ботинок почти весь в грязь ушел, а до твердой породы так и не добрался.

— Правей! Правей идите! — крикнул кто-то из дома.

Приняли мы вправо. Видим: от мостков тропинка начинается.