|
- Что тебе? - Мне надо поговорить с вами, баас. Все это не лезло ни в какие ворота: Жеф Клаас, всего несколько месяцев назад поступивший служащим на сигарную фабрику, не должен был приходить к хозяину. Если хотел сказать что-то важное, мог сделать это днем, в кабинете патрона. Однако Терлинк открыл дверь, находившуюся прямо напротив столовой, щелкнул выключателем, вошел в кабинет и нетерпеливо обернулся: - Ну? Входи же. В этой комнате не топили по целым дням, но Терлинк, войдя в нее, зажег газовый обогреватель, установленный позади его кресла и обжигавший ему спину. Усевшись сам, но оставив молодого человека стоять, он заметил, какие у того лихорадочные глаза и как нервно теребят его пальцы края шляпы. - Что тебе нужно? Посетитель был настолько взволнован, что ему никак не удавалось заговорить и он озирался по сторонам, словно намереваясь убежать. Вместо того чтобы подбодрить молодого человека, глыбообразный Терлинк глядел на него через сигарный дым, но не так, как смотрят на себе подобного, а так, Словно перед ним было нечто неодушевленное - стена "или дождь. - Понимаете, баас... Молодой человек знал, что слезы ничему не помогут. Напротив. Поэтому он сдерживался. Открывал рот, закрывал, поправлял воротничок, который его душил. - Я пришел... Он был худ, как тот единственный из куриного выводка рахитичный цыпленок, которого по таинственным причинам остальные отгоняют ударами клюва. Он был во всем черном, в стоячем воротничке, накрахмаленных манжетах и ботинках с лакированными носами. - Я должен у вас попросить... Наконец нарыв прорвался: - Мне совершенно необходима тысяча франков... Я не осмелился попросить об этом на работе... Удержите ее из моего жалованья. От сигары, очень черной сигары с исключительно белым пеплом, который Терлинк, удовлетворенно его разглядывая, старался не стряхивать как можно дольше, медленно-медленно струился дымок. - Когда тебе в последний раз давали аванс? - Два месяца назад. У меня болела мать. - Она что, снова заболела? - Нет, баас. Проситель затряс головой. В этом кабинете, постепенно затопляемом теплом газовой печи, он чувствовал себя более затерянным, чем в незнакомом городе или в пустыне. - Если вы не ссудите мне тысячу франков, я покончу особой. - Вот как? - равнодушно отозвался Терлинк, подняв голову. - Ты действительно это сделаешь? - Придется... Клянусь вам, баас, мне совершенно необходимы эти деньги. - Да у тебя хоть револьвер-то есть? Мальчишка, не удержавшись, ощупал свой карман и с непроизвольной гордостью объявил: - Есть. - Я совсем забыл, что отец у тебя был фельдфебелем. Снова настало молчание, в маленьких дырочках обогревателя слышнее зашипел газ, веселей заплясало голубое пламя. - Послушайте, баас, если вы настаиваете, я скажу вам все, одному вам, но прошу держать мои слова в тайне... Отполированный временем письменный стол из некрашеного дерева был обит темно-зеленым сафьяном, на котором выстроились чернильницы, ручки и пресспапье из толстого стекла с изображением храма Богоматери Лурдской. |
