Королевская пара не дрогнула и не растаяла при Святом имени. Дженифер слегка успокоилась. Уилл заметил это и улыбнулся девушке. Оба они не сводили глаз с поляны, где только Руперт и кони казались реальными существами.

– Ты видишь, мы прошли испытание, – прогудел карлик. – Хочешь ли еще раз нас проверить? Ну, могу перечислить для тебя святых и ангелов. Так, наскоро, кого вспомню… Вальбурга, Кнут, Кутберт, Канегонда, Матильда, Иеронимус, Мефодий, Клавдий…

– Помолчи, Пак, – приказал ему Оберон. – Будь посерьезней. – И, обращаясь к Руперту, произнес: – Извините его, принц. Нестареющие жители Страны фей живут, как перекати‑поле, не укореняясь нигде, и потому не могут набраться мудрости, подобно смертным.

– Вы слишком льстите человечеству, ваше величество, – ответил Руперт.

Титания взмахнула белой рукой.

– Довольно! – попросила она. – Рассвет придет быстро, и мы станем бессильны, а тебя начнут преследовать. Поспешим же!

Оберон кивнул; корона его сверкнула.

– Верно. Но сначала я объясню тебе, принц Руперт, почему мы предлагаем тебе помощь. Это касается нас самих. Мы, эльфы, являемся духами живого мира, мы стражи, помощники, лекари природы, которая питает нас.

– Но вы иной раз плутоваты, иной раз страшны, – заметил человек.

– Да, но разве не таковы же земля и море, небо и огонь? Если бы в лесу не было лисиц и волков, кролики и олени просто сгрызли бы деревья… – Оберон помолчал и печально добавил: – Но человек травит их ядами, стреляет из ружей, ставит капканы… Это может привести к порядку, похожему на порядок кладбища, и вместо ароматов пастбищ к небу поднимутся зловоние и копоть. Это ли мечты Матери‑Земли? Но Старый Путь может удержать человека от разрушения, и такой человек заслужил бы благословение эльфов.

– Если только это не будет возвратом к язычеству.

– В том нет необходимости. Мы видели народы и веры – их много было в прошлом, они являлись и уходили. От охотников на северных оленей в далеком прошлом – до бойцов на бронзовых колесницах, все мы родня, все мы произошли от семени Адама. Когда появилось холодное железо, наша жизнь стала труднее, ведь жадные железные клыки впились в дикие леса, противопоставляя нам грубую, мрачную силу, убивающую нас. Но после тревожных лет всегда приходит спокойствие. Крестьяне желают, чтобы их поля были тучными, чтобы любовь жила в их домах, чтобы росли дети и внуки и чтобы кто‑то охранял их от демонов и злых духов… и они оказывают нам почтение за то, что мы выполняем свой долг.

Титания мягко заметила:

– В любви девушек и в смехе младенцев рождаются чудеса, изумительные, как тайная весна.

– Христианская вера, несмотря на то что теперь она очень изменилась, совсем не противоречит гармонии природы, – продолжил Оберон. – И если нам не поклоняются, как богам – чего мы никогда не хотели, – священники не отрицают нашего права на существование и позволяют людям жить в мире с нами и с землей. И сладок тогда людям колокольный звон…

– Вот только они изменяют имена… – пробормотал Пак.

Оберон и Руперт взглянули на него; Оберон нахмурился и торопливо продолжил:

– Когда Генрих Восьмой отказался от правил Римской церкви, для нас это была всего лишь политика смертных. Английская церковь не преследовала нас, не стремилась, уничтожить приверженцев Старого Пути. Но потом…

– Потом появились пуритане, – сказал Руперт, потому что Оберон надолго умолк.

– Да, верно. – Король взмахнул кулаком. Несмотря на высокий рост и внушительный вид, он казался до странности хрупким, почти прозрачным в лунных лучах.