– Как же, как же, – снова засмеялся Дыряев – Помню я, как ты в прошлом году медаль ей на грудь вешал, Руки тряслись, как у лесника Дисамова. Да ты, Митрофан Николаевич, не тушуйся, я про все это, как говорится, с белой завистью говорю. Выдающийся бюст у твоей секретарши, это надо честно признать.

– Я вас попрошу! – петушком вскинулся Пригода. – Не забывайтесь, товарищ подполковник! Не в пивной, понимаете ли!

Он схватил бутылку, отхлебнул прямо из горлышка и сел в кресло. По круглому лицу его гуляли красные пятна.

– Отвлеклись, значит, и хватит, – сказал он. – Бог с ней, с Клавдией, поздно мне уже на баб заглядываться, да и Аглая, понимаешь, вполне покалечить может. Насмотрелась, значит, бразильских сериалов. Давай, Федор Борисыч, к нашим баранам вернемся.

Он схватил со стола какой‑то казенный циркуляр и принялся им обмахиваться.

– Надо нам с этими римлянами расставаться, – жарко выдохнул он. – Скубатиев, понимаешь, это еще семечки. Мне из области первый звонил. У него, понимаешь, сестра в Лифановке. Совсем рядом. То ли от нее пошло, то ли разведка первому доложила, только он меня, понимаешь, прямо спросил. Что ты там, говорит, Митрофан Николаевич, у себя в районе древних греков развел? Я ему, значит, рублю по‑партийному прямо: нет у нас в районе никаких древних греков. И заметь, Федор Борисович, чистую правду сказал – нет у нас в районе древних греков. Ни одного не имеется, хоть весь район протруси. А кто у тебя с ножиками по Бузулуцку бегает? – спрашивает первый. Студенты из стройотряда – отвечаю. Начитались, говорю, про хоббитов и эльфов, мечей настругали и чудят, понимаешь.

Федор Борисович довольно засмеялся. Истории о толкиенутых он уже слышал на коллегиях и совещаниях, да и в прессе о них не раз писалось, и тут эта история как нельзя кстати пришлась. Бегают по Бузулуцку студентики с бутафорскими мечами и в белых хламидах, а что ты со студентов возьмешь? Свободное племя!

– Смеешься? – по‑своему понял начальника милиции Пригода. – А мне, понимаешь, не до смеха. Мало что Скубатиев двинулся, тут еще неизвестные информаторы объявились. Стучать в область начали, доброхоты хреновы! Пришлют комиссию и – суши весла! Тебе, Федя, один черт скоро на пенсию идти, а мне еще до нее трудиться и трудиться! Нет, Федор Борисович, думай. Думай, дорогой! У тебя фуражка на голове, погоны на плечах, личный состав вооружен, тебе и карты в руки. Мужики они, конечно, правильные, дисциплину блюдут, ворье поприжали, хулиганам окорот дали. Но своя рубашка, понимаешь, она ближе к телу! Избавляться нам от них надо, пока, товарищ начальник, от нас не избавились. Жили мы без них раньше, и, надо сказать, неплохо жили… – Митрофан Николаевич подошел к окну и задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику.

На подоконнике зеленели осиротевшие без секретарши Клавочки кактусы.

– Баню они мировую поставили, – сказал Пригода, не оборачиваясь.

– Термы, – поправил Дыряев.

– Нехай термы! – легко согласился первый секретарь. – Только вот понаедут, понимаешь, комиссии, объясняй им потом, почему фондовые материалы на баню истратили.

– Ну а вы что предлагаете? – перешел с начальством на «вы» подполковник Дыряев. – Вывезти их из района?

Или из АКСов на яру пострелять, и пусть себе плывут в сторону Калача? Так что ли? А патроны на учебные стрельбы списать.

Пригода страдальчески сморщился.

– Да не знаю я, Федя, – признался он.