Зализа стоял, опершись локтями на борт и слушал - слушал внимательно, не отмахивался. Однако и решения своего вслух не произносил. Как назло, погода стояла ясная, спокойная. В такую погоду на ровной, отблескивающей лунным светом поверхности озера корабли видно ой, как далеко! А ливонцы, хоть и схизматики, но не дураки, и засеку с малым отрядом непременно должны выставить.

    Опричник отступил к мачте, сграбастал за ворот Прослава:

    -  Повтори, что про засеки сказывал?

    -  Промеж Кодавером и Пярсикиви болото лежит. Потому стража и там, и там, возле топи. А далее токмо перед Ранной. За ней опять топи начинаются.

    -  И более нигде?

    -  На монастырской колокольне. Но с нее озера за топью не видать, холм там крутой. Потому и засеку у берега поставили.

    Зализа отпустил проводника и, ощущая на спине холодок ужаса, принялся неторопливо расстегивать крючки юшмана. Этот острый холодок с бегающими по спине мурашками он испытывал каждый раз, заранее готовясь к сече, или мчась в атаку на рыхлые татарские орды - и именно этот холодок, смешиваясь с решимостью пройти свой путь до конца и вызывал у него то щемящее чувство восторга, которое заставляет воина искать для себя схватки, вступать в бой, из которого обязательно выйдешь победителем: потому, что русских воинов хранит Бог, и они могут погибнуть, но проиграть - никогда!

    -  Смотри, Прослав, - предупредил он смерда. - От слова твоего ноне жизнь твоя зависит. Не ошибись.

    -  Почто доспех снимаешь, Семен Прокофьевич? - удивился купец.

    -  Звенит он, Илья Анисимович. Ночью, почитай, за версту услышать можно, - опричник перевел взгляд на Росина. - Со мной пойдешь, Константин Алексеевич. И ты, боярин Малохин.

    Костя хмуро кивнул. Лично он никакого восторга от схваток не испытывал, и сражаться не любил. И каждый пораженный в бою враг вызывал в нем чувство вины за отнятую жизнь. Но он прекрасно понимал, что без этой тяжкой работы русской земле не обойтись, а потому выполнял ее честно, не отлынивал и за спины одноклубников не прятался.

    -  Вот черт, доспех заранее надеть поленился, - Сережа, видимо, радости от предстоящей вылазки тоже не предвкушал. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему опричник выбрал именно их: оба стояли на палубе судна в одних стеганных куртках, без железа. - Мушкетон брать?

    -  Нет, бояре, - покачал головой Зализа. - Начнем тихо.

    Он протянул свою броню, превратившуюся в бесформенную груду железа, старшему Батову и перегнулся через борт:

    -  Ну, где тут Мелкошин со своим кормчим?

    -  Здеся мы, воевода! - на одном из баркасов взметнулось в воздух весло, послышался громкий плеск. Масса суденышек пришла в движение.

    -  А нам когда выступать? - поинтересовался купец.

    -  До полуночи выждете, а потом к краю топи правьте, к Кодаверу, - распорядился Зализа. - Дорогу тебе рыбаки укажут, не впервой.

    К борту с гулким стуком приткнулся баркас, и опричник кивнул Прославу:

    -  Прыгай.

    Потом бесшумно соскользнул сам, отодвинулся, освобождая место еще двум воинам. Рыбацкое суденышко заметно просело, но на гладкой воде небольшой перегруз особого вреда принести никак не мог.