-  Я вас не знаю, вы женщина или мужчина?

    Монахине этот вопрос почему-то не понравился и она, не дав мне ответить, прервала наш разговор:

    -  Возвращайся к себе сестра, наша гостья потом тебя навестит.

    Аля с трудом поднялась на ноги и, поклонившись игуменье, побрела к выходу.

    За время, что мы не виделись, она изменилась, пополнела и сделалась более женственной. У нее исчезла угловатость подростка и внутренняя неуверенность в себе, которая раньше проглядывала при каждой сложной ситуации.

    Когда за женой закрылась дверь, мать Фетисия тяжело подошла к столу и села на высокую скамью. Я стоял перед ней, ожидая продолжения разговора.

    -  У меня есть повеление, что если сестрою Пелагеей будут интересоваться или попытаются похитить, немедленно ее удавить.

    -  Что? - только и смог сказать я, - И чье это повеление?

    Вопрос был глупый, и настоятельница на него не ответила. Занятый своими проблемами, я не очень всматривался в ее лицо. Лишь отметил, что она нездорова, и только теперь увидел, что она с трудом сидит и, несмотря на то, что здесь прохладно, лицо ее влажно от пота.

    -  Вы совсем больны, вам нужно лечь!

    -  Пустое, - ответила она, - помолюсь, и даст Бог, полегчает.

    -  Конечно, молитва облегчает. Однако позвольте, и я немного помогу.

    -  Чем это? - невесело усмехнулась игуменья.

    -  Я вообще-то лекарь, - со скромным достоинством сказал я. - Как-то вылечил даже Московского генерал-губернатора Салтыкова.

    -  Ты, в такие младые лета? - не поверила она.

    -  Я старше, чем кажусь, и вообще, что вы теряете? Я даже к вам прикасаться не стану.

    -  Как же ты лечишь? Может быть колдовством?

    -  Матушка, мы же с вами живем почти в девятнадцатом веке, какое еще колдовство! Обычная экстрасенсорика.

    Как всегда, непонятное слово подействовало безотказно. Настоятельница понимающе кивнула:

    -  Ну, если только так. А как будешь лечить?

    -  Вы ложитесь, а я над вами повожу руками.

    -  И все?

    -  Всё.

    -  Что-то мне сомнительно, как так руками?

    -  Вы же можете молитвой принести исцеление?! А мои руки освещены Антиохским патриархом. Это как бы крестное знамение. От него и идет помощь.

    Ссылка на неведомого патриарха возымела действие. Игуменья без пререканий легла на свое скромное ложе. Я придвинул скамью, сел около постели и начал водить над больной руками. Несомненно, что у матушки были большие проблемы или с желудком или с поджелудочной железой, более точный диагноз поставить у меня не получилось. Впрочем, это и не имело значения.

    Я сконцентрировался на больном месте и начал напрягать руки. Мышцы вскоре онемели, и плечи сковали железные обручи. Я попытался расслабиться, но ничего не получилось, ощущение было такое, будто мышцы сократились от поражения током. Настоятельница тоже вся тряслась, потом начала выгибаться, как при падучей. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание, откинулся назад и навзничь полетел с высокой скамьи на пол.

    Очнулся я в какой-то каморке, лежа на жесткой лавке, с мокрым полотенцем на голове,

    -  Полегчало, милая? - спросила какая-то черница. - На, испей настоечки, - сказала она поднося к губам берестяную кружку.

    Я сделал несколько глотков кислой жидкости и окончательно пришел в себя.