|
Он быстро смекнул, что лучше всего подстроиться под это обстоятельство, и потому стал советоваться с Микаелем по всем вопросам, крупным и мелким. Что касается закупок – начиная с мелочей вроде канцтоваров и горшков с цветами и кончая более важными вещами, вроде заказа на оформление визитных карточек и дверных табличек, покупки телефонов, компьютеров и программного обеспечения, – Микаель принимал решения единолично. Он же занимался бухгалтерским обслуживанием, аудиторами и процедурой регистрации. Томми досталось возиться с типографскими заказами на бланки и конверты с логотипом.
Одно Томми не нравилось и во многом стало причиной первоначальных трений, а именно: закупки Микаель предложил ему сделать на собственные, кровные сбережения. Правда, клялся и божился, что все расходы будут компенсированы, как только головная контора переведет деньги из Лиссабона. У Томми на счете было пятьдесят тысяч крон, но эти деньги он считал своим резервом. Вдобавок собирался кое‑что потратить на собственные нужды: купить новую одежду (двумя костюмами, что у него были, явно не обойтись), заменить холодильник в квартире, который дышал на ладан, да и посудомоечную машину приобрести, а главное – обзавестись нормальным автомобилем вместо нынешней развалюхи. В результате к концу первой же недели у него на счете осталось меньше четырех тысяч. Мысль о дядиных сомнениях не давала ему покоя. Может, он и вправду зря поторопился, не стоило вот так бездумно хвататься за эту возможность.
19
Саид вздрогнул и открыл глаза. И снова услышал звук, который его разбудил. Детский плач – тихое хныканье Тахмины. Пока что он так и не привык к звукам, связанным с маленькими детьми. Все это было ему совершенно чуждо. На улице по‑прежнему кромешная тьма. Он отбросил слишком толстое и тяжелое одеяло, спустил ноги на пол и потянулся за часами, которые лежали на белом ночном столике. Четверть восьмого. За дверью послышались легкие быстрые шаги. И неразборчивый шепот Ширы. Тахмина ныть перестала. Саид сидел, положив руки на голые ляжки. Прислушивался к звукам за дверью: открыли и закрыли кран, быстрые решительные шаги Ширы, торопливый топоток босой Тахмины, шепот. Потом по полу двинули стул, звякануло стекло, то ли открылась, то ли закрылась дверь. Он учуял слабый запах кофе и мыла. Закрыв лицо руками, Саид увидел Нуру. Она лежала на белой простыне. Будто спала. На лбу и скулах – кровавые потеки. Один глаз слипся от засохшей крови. Ослабит ли ненависть когда‑нибудь свою хватку? Или каждый раз будет возвращаться, вот как сейчас? Почему Бог позволил ненависти гореть так сильно, так ярко, не затухая? Он вдруг встал, натянул брюки и футболку, комом валявшиеся на полу, и вышел из спальни. На него уставились две пары глаз. Шира, сидя на корточках, одевала Тахмину. – Мамин братик, – сказала Тахмина по‑арабски, серьезно глядя на него. Саид замер. Кивнул. Впервые за всю неделю девочка обратилась прямо к нему. До сих пор она только смотрела на него, а когда он пытался заговорить, испуганно отворачивалась. Поэтому он перестал обращать на нее внимание, оставил в покое. Тахмина по‑прежнему смотрела на него: – Ты поранился? Саид поднял руку к лицу. – Да. – Ему стало не по себе от внезапного внимания девочки и ее пристального взгляда. Шира продолжала одевать дочку. – Болит? – спросила Тахмина. – Нет, не болит, – ответил он. – Ты у нас долго будешь жить? – Некоторое время поживу. – Хочешь посмотреть мои игрушки? – тихонько спросила она. Он покачал головой: – Тебе пора идти. Шира застегнула молнию на красном комбинезоне, помогла надеть шапочку, а девочка не сводила серьезных глаз с Саида. |
