Разумеется, причинять себе боль как‑то ненормально. Он сел за стол напротив нее. Спрятал ладонь.
– Может, однажды все‑таки расскажешь, что тебя так терзает, – сказала Шира, вставая.
Чайник вскипел. Она достала две чашки, положила в каждую по ложке растворимого кофе и залила водой. Придвинув одну чашку Саиду, снова села.
– Я скажу тебе, что меня терзает.
Она отпила глоток, посмотрела на него.
– Меня терзает, что ты плохая мусульманка. Ты должна молиться, Шира. Каждый день. И пора начать вести себя как подобает мусульманской женщине.
Она слегка прищурилась:
– Мы слышим, как ты молишься. Каждое утро. Ты будишь Тахмину. Я не против, Халед, потому что знаю, насколько это для тебя важно. Но не смей указывать, что делать мне.
Саид раздраженно покачал головой.
– Зачем ты калечишь себя?
– У меня… – Он чуть было не повысил голос, но вовремя взял себя в руки. – У меня есть свои причины.
– Какие причины? Что за невыносимые мысли заставляют тебя делать такие вещи? Ненависть к себе?
– Да, ненависть.
– Кого же ты ненавидишь, Халед?
– Кого и ты – христиан, иудеев, всех неверных, отрицающих Аллаха и пророка.
– Во мне нет ненависти, Халед. Наоборот. Мухаммед говорил о мире и прощении. – Она внимательно смотрела ему в глаза, будто искала в них что‑то. – Что ты не можешь простить, Халед?
Шира покачала головой и встала. Взяла газеты, которые лежали на столе, положила перед Саидом.
– Я принесла тебе газеты, – сказала она.
Каждое утро он разбирал заголовки при помощи норвежско‑английского словаря, который дала ему Шира.
– К тому же я перевела ту заметку, что ты просил, – добавила она и положила перед ним лист бумаги.
Накануне вечером он распечатал эту заметку с новостного сайта Hegnar Online. Заголовок гласил: «В Норвегии открылась международная инкассовая фирма». На обороте листа Шира написала перевод на арабский. Впервые за все время поисков ему попалось в норвежской прессе упоминание о принце Ясире. Саид распечатал заметку и попросил Ширу перевести.
Шира достала хлеб, масло и сыр и начала готовить бутерброды, которые Тахмина возьмет с собой в детский сад. Она как раз закончила, успев еще и состряпать себе тарелку каши, как вдруг возглас Саида заставил ее обернуться.
Саид побледнел как полотно. Словно в трансе не мог оторвать глаз от перевода и только бормотал:
– Аллах! Так вот почему! – Он перевел взгляд на Ширу, которая застыла с кашей в руках. – Вот почему Аллах привел меня сюда, – сказал он и протянул к ней ладонь, покрытую волдырями. – Вот почему! Теперь все понятно!
26
– Добро пожаловать.
Саид опустил руку и принялся разглядывать человека, который стоял перед ним. Трехдневная щетина, одежда явно требует стирки. В нагрудном кармане рубашки торчат свернутые бумаги – розовые и желтые. Глаза из‑под кустистых бровей смотрят с настороженным любопытством.
На большой площадке вокруг – два‑три десятка подержанных автомобилей разных моделей и размеров, у каждого за лобовым стеклом плакатик «Продается». Возле машин стояли несколько хорошо одетых мужчин, курили, разговаривали и жестикулировали.
– Мои продавцы, – сказал Ахмед, показав на двух из них.
Саид был в потертых джинсах и теплой куртке.
– Давай за мной. – сказал Ахмед и пошел к бытовке, установленной на краю площадки, рядом с сетчатой металлической оградой.
Внутри обнаружился заваленный бумагами письменный стол, несколько металлических архивных шкафов и стол с четырьмя стульями, а на нем пепельница, пустые бутылки из‑под колы, термос и смятая бумага от бутербродов. |