-  Это правда, что мой отец хотел распустить Орден? - спросил как-то Болдуин у брата Одона.

    Брат Одон помнит покойного короля Амори лучше, чем его сын, мальчик, почти всецело предоставленный учителям - архиепископу Гийому Тирскому, который учил его грамоте и всему, что должен знать знатный человек, трем бравым сержантам, которые открывали для него чудесные премудрости мечей, доспехов и длинного копья, и врачам, мучившим его страхами и мокрыми, вонючими повязками.

    Каким он был, покойный король Амори, младший, нелюбимый сын королевы Мелизанды (той самой, в воображаемой мантии из звезд)?

    Некрасивый. Из тех, кого называют «неудачным ребенком»: короткая шея, грубое лицо. Особенно он проигрывал рядом со старшим братом Болдуином, чье имя носит нынешний король, его крестник.

    Но король Болдуин рано умер, и править стал его младший брат, неловкий, молчаливый Амори.

    Говорили, что он брал деньги со всех, кто обращался к нему за помощью. «К-короли должны быть щедрыми, а этого б-без денег не с-сделаешь, - объяснял Амори. - Мне нужны с-средства, чтобы одаривать моих людей. Б-богатый король - добрая защита для всего г-государства. А г-где мне взять для этого с-средства?»

    Брат Одон передразнивает заикание покойного государя не зло - скорее, артистично, чтобы тот, хотя бы в воспоминании, предстал перед своим сыном как живой.

    -  Сражался он хорошо, - задумчиво припоминает брат Одон, - хоть и хуже, чем вы, мой сеньор. И еще, думается мне, он был легковерен, а этого быть не должно.

    -  Легковерен? Мой отец?

    -  Помните, как сарацины присылали к нему посольство?

    Болдуин не может этого «помнить» - в полной мере; но и об этом ему рассказывали. Далеко в горах - никто не знает, где, - обитает Старец, глава страшного ордена убийц-ассасинов. Сами сарацины боятся их, а ассасины не боятся ничего, потому что Старец показал им райское блаженство, и цель всей их жизни - вернуться в те сады, что приготовлены для всякого принадлежащего к их братству.

    Короля Амори восхищали и устрашали эти люди, а в один прекрасный день до него донесли слух о том, что в своей вере они далеко отступили от ислама и намерены принять христианство.

    «Т-ты уверен?» - переспрашивал посланника король, а когда тот кивал, и раз, и другой, Амори поднимал к заплывшим, мутным небесам глаза и безмолвно двигал толстыми губами: молился. Вот это была бы радость!

    -  Почему же мой отец поверил ассасинам?

    Брат Одон поглядывал на юного короля, чуть щурясь, с любовью.

    -  Ваш отец, мой сеньор, очень хотел этому верить. Я же сказал, обмануть его было просто. Он только воображал, будто хитер, потому что по-настоящему ловко управлялся с налогами, законами, судьями и обвиняемыми. Но стоило королю Амори оказаться в области, ему неизвестной, как он превращался в сущего младенца.

    -  Но разве не все мы таковы? - спросил Болдуин тихо.

    Брат Одон покачал головой.

    -  Только не вы и не я, мой сеньор. Когда имеешь дело с сарацинами, нужно постоянно держать в уме одно: никакой франк никогда не будет понимать их до конца. Нам не суждено узнать их, потому что у нас разные прародители. Эти люди были рождены от Агари. Чего же от них ожидать?

    Король чуть пожал плечами.

    -  Не знаю.

    -  И я не знаю! - подхватил брат Одон. - И потому всегда ожидаю дурного. Но ваш отец - другое дело. Он всегда был любопытен.