И королю вдруг подумалось, что очень спокойно, должно быть, лежать в надлежащем особом ящике, особенно если его приготовил Эмерик, хорошо знающий толк в вещах.

    -  Завершено ли поручение, которое дал вам Саладин? - спросил король у своих наемников.

    -  Да, государь.

    -  Хорошо. В таком случае, вы вновь можете считать себя моими людьми, - сказал король. - Я не держу на вас ни зла, ни обиды.

    И наемники покинули зал. А король подумал, что его друг, брат Одон, сейчас находится в плену и, следовательно, до сих пор жив: на мессе королю не придется видеть его отрубленную голову.

    Глава третья

    СИБИЛЛА

    -  Расскажите мне еще об этом рыцаре, - просит Сибилла коннетабля, и Эмерик охотно пускается в повествование о человеке, который обезумел от любви.

    Если бы кто-нибудь сказал королю, что его коннетабль долгие часы проводит в размышлениях о Сибилле, король ни за что бы не поверил слуху как пустому. Сибилла была королевской заботой. Что делать принцессе в мыслях коннетабля?

    Рослая - почти как мужчина, с округлыми тяжелыми плечами и темными жесткими волосами, кареглазая, Сибилла обещала расцвести к своим двадцати годам, но случилось обратное: после смерти первого мужа, после рождения сына она вдруг начала ссыхаться и увядать. Выступили скулы, ямки в углах рта сделались глубже, грозя превратиться в морщины, а девически пышное тело прямо на глазах становилось жалким.

    Раздумывая об этом и еще о многом другом, коннетабль Эмерик приводил к придворным дамам Сибиллы различных знатоков красоты, и те оставляли в цитадели бесчисленное множество средств для возвращения молодости, целые горы притираний, умываний, мазей, благовоний и масел. Разумеется, ни одно из чудодейственных средств не приносило должного результата, однако Эмерик к этому и не стремился: для начала ему требовалось прослыть искренним другом всех женщин.

    Наконец цель достигнута; наступает время чудесных историй.

    И Эмерик охотно повторяет Сибилле рассказ о том, что живет далеко за морем некий рыцарь, который прослышал о красоте и несчастьях иерусалимской принцессы и полюбил ее по одним только добрым слухам о ней.

    -  Сперва его сердце содрогнулось от жалости и сострадания, потому что он узнал, как все бароны отказывались один за другим от руки этой дамы, ибо не желали брать на себя заботы о Королевстве. И он подумал, что это - страшное унижение для дамы. А потом ему представилось, как хороша она собой, как молода и одинока, и больше всего на свете ему захотелось прижать ее к сердцу и никуда от себя не отпускать.

    Сибилла вздыхала.

    -  Но откуда вы так хорошо знаете, что чувствовал этот знатный сеньор?

    Но коннетабль упрямо отказывался отвечать и лишь месяц спустя, когда почувствовал, что время пришло, признался:

    -  Он сам говорил мне.

    -  Вы с ним друзья? - продолжала допытываться Сибилла.

    Эмерик мучил ее недомолвками еще несколько дней. Он видел, что эти разговоры действуют на сестру короля лучше всяких мазей и притираний: ее глаза снова блестели, а щекам вернулась округлость.

    -  Разумеется, мы с ним друзья, - признался в конце концов Эмерик. - Как может быть иначе? Ибо сказано: «брат - это друг, данный тебе самой природой».

    -  Вы говорили о своем брате? - удивилась Сибилла.

    В ее тоне скользнуло разочарование, и Эмерик тотчас подобрался.