Она презрительно взглянула на меня.

    -  До тебя в этой комнате побывала сотня мужчин, - сказала она, - и они меня научили, хорошо научили, что на мне ошейник.

    -  Тем не менее со мной ты свободна, - повторил я.

    -  И после тебя будет сотня.

    Вероятно, она говорила правду. Я улыбнулся.

    -  А тем временем я дарю тебе свободу.

    Она рассмеялась.

    -  Спрятать ошейник, - насмешливо передразнила меня, - не значит снять его.

    Я тоже рассмеялся. Она достойный собеседник.

    -  Хорошо, - согласился я, - ты рабыня.

    Я пошутил, но она вздрогнула, как от удара.

    Вернулся вызывающий тон.

    -  Тогда воспользуйся мной, - горько сказала она. - Научи меня, что означает ошейник.

    Я удивился: Вика, несмотря на девять лет, проведенные в заключении в этой комнате, оставалась упрямой избалованной высокомерной девушкой, сознававшей всю власть своего тела, всю силу свой красоты, способность привлекать мужчин, мучить их, приводить в ярость, заставлять исполнять ее малейшие прихоти. Передо мной была та же прекрасная хищная девушка, которая когда-то пришла в Сардар, чтобы овладеть царями-жрецами.

    -  Позже, - сказал я.

    Она подавилась от ярости.

    Я не желал ей зла, но она не только прекрасна, она еще и раздражает меня. Я понимал, что она, умная, гордая девушка, не может смириться со своим положением. Она должны выполнять приказы всех, кого царям-жрецам вздумается послать в ее комнату, но я все же не находил в ее трудном положении извинения для враждебности по отношению ко мне. Ведь я тоже пленник царей-жрецов и не по своей воле пришел в ее комнату.

    -  Как я оказался в этой комнате? - спросил я.

    -  Тебя принесли.

    -  Цари-жрецы?

    -  Да.

    -  Парп?

    Вместо ответа она рассмеялась.

    -  Долго ли я спал?

    -  Долго.

    -  Сколько?

    -  Пятнадцать анов.

    Я про себя свистнул. Горянские сутки делятся на двадцать анов. Я проспал почти целые сутки.

    -  Ну, что ж, Вика, - сказал я, - мне кажется, сейчас я могу тобой воспользоваться.

    -  Хорошо, хозяин, - ответила девушка, и в голосе ее звучала ирония. Она расстегнула пряжку на левом плече.

    -  Готовить можешь?

    Она посмотрела на меня.

    -  Да! - выпалила в ответ. Раздраженно возилась с пряжкой, но пальцы ее дрожали от гнева. Она не могла застегнуть пряжку.

    Я застегнул ее.

    Она, сверкая глазами, смотрела на меня.

    -  Приготовлю пищу, - сказала она.

    -  Побыстрее, рабыня!

    Плечи ее дрожали от гнева.

    -  Похоже, придется научить тебя, что означает твой ошейник. - Я сделал к ней шаг, и она с испуганным криком отступила в угол.

    Я громко рассмеялся.

    Покраснев, Вика почти тут же овладела собой, распрямилась, откинула голову, отбросила упавшие на лоб волосы. Полоска ткани, которой она их перевязывала, развязалась. С отвращением глядя на меня, она подняла руки, собираясь снова перевязать волосы.