– Я столько слышал о вас от Альфреда, что мне кажется, будто уже хорошо вас знаю.
– А я вас, – сказал вампир, снимая белые перчатки и старательно отвечая на рукопожатие с такой же силой. По спине у него побежали мурашки и появилось предчувствие, что проявить свою силу перед этим человеком, равно как и слабость, было бы крайне опасно. – Альфред восхищается вами.
Отпустив руку Генри, доктор О'Мара похлопал Альфреда по плечу.
– Как, до сих пор?
В словах содержался подтекст, и досточтимый Альфред Уэйверли поспешил прервать наступившую тишину. Его плечо слегка осело под цепкой рукой с побелевшими костяшками.
– Не думайте, доктор, будто я что‑то наболтал, просто...
– Просто он все время вас цитирует, – закончил за него Генри с разоружающей улыбкой.
. – Цитирует меня? – Суровость на лице доктора несколько смягчилась. – Что ж, полагаю, против этого трудно возразить.
Альфред засиял, разрумянился, а выражение ужаса, заставившее Генри вмешаться, исчезло без следа, словно его и не было.
– Прошу простить меня, мистер Фицрой, я должен заняться делами. – Доктор сделал широкий жест рукой. – Альфред представит вас остальным гостям.
Вампир склонил голову и сощурил глаза, наблюдая, как хозяин покидает комнату.
Остальные десять гостей были достойными представителями золотой молодежи, под стать досточтимому Альфреду, – богатые, праздные, скучающие. С тремя из них Фицрой был знаком.
– Ну, что ты думаешь? – поинтересовался Уэйверли, принимая порцию виски от невозмутимого лакея, после того как состоялась церемония знакомства, были произнесены нужные слова и они с Генри вновь остались вдвоем.
– Думаю, ты ввел меня в заблуждение, – ответил тот, отказавшись от напитка. – Вряд ли это место можно назвать логовом порока.
Альфред выдавил улыбку, нервно подергивая уголками рта. При мигающем свете газовых ламп он казался бледнее, чем обычно.
– Черт возьми, Фицрой, я никогда такого не говорил. – Он принялся водить пальцем по краю стакана с виски. – Тебе повезло, что ты здесь. Сюда приглашают только двенадцать человек, и доктор О'Мара выбрал именно тебя, после того как с Чарльзом... хм, произошел несчастный случай.
Несчастный случай. Чарльз погиб, но викторианская чувствительность Альфреда не позволяла ему использовать это слово.
– Я все хотел тебя спросить, почему доктор О'Мара заинтересовался мной?
Уэйверли вспыхнул.
– Потому что я рассказал ему все о тебе.
– Вес? – Учитывая тогдашние законы против гомосексуализма и предпочтения Альфреда, Генри в этом сомневался, но, к его удивлению, молодой человек кивнул.
– Я не мог поступить иначе. Доктор О'Мара... хм... принадлежит к тем людям, от которых ничего не скрываешь.
– Не сомневаюсь, – пробормотал Фицрой, благодаря Господа и всех святых, что Уэйверли понятия не имел, кем он на самом деле был. – Ты с ним в интимных отношениях, помимо всего прочего?
– Послушай, Генри!
Незаконнорожденный сын Генриха VIII, не заботившийся об условностях, повторил свой вопрос в более грубой форме:
– Ты трахаешься с ним?
– Нет.
– Но хотел бы...
Альфред, умудрявшийся выглядеть одновременно и несчастным, и ликующим, кивнул.
– Он великолепен.
Фицрой скорее бы использовал определение «властный». Личность доктора напомнила ему волну прилива, сметающую на своем пути все мелкие препятствия. Генри не имел ни малейшего желания быть сметенным, но вполне понимал, что мог бы чувствовать обратное, будь он тем праздным юнцом, каким казался; он понимал молодых людей, собравшихся в этой комнате, и то, что он понял, вампиру не понравилось. |