После этого дело вместе с текстом посылали в ГАП на Клара-Цеткин-штрассе, чтобы получить одобрение профессиональных сотрудников, так, как это описывали Ханс-Юрген Везенер и Кристина Хорн. Цензура могла продолжаться даже после выхода книги, ведь если она вызывала скандал, ее могли изъять из магазинов и уничтожить. Некоторые фрагменты могли удалить или добавить в следующих изданиях. ГАП иногда позволяла опубликовать книгу в Западной Германии, дав одобрение через Бюро по авторским правам (Büro für Urheberrechte). Конечно, такие издания вызывали споры, но, как только улегалась пыль, опасные фрагменты можно было, не привлекая внимания, внести в следующее издание в ГДР.

Цензура присутствовала на всех этапах создания книги и распространялась дальше, потому что авторы и издатели могли подвергнуться наказанию после публикации. Но самую важную часть процесса изучить сложнее всего, потому что она происходила в голове автора. В архивах осталось мало свидетельств самоцензуры, но жители Восточной Германии часто упоминали о ней, особенно когда почувствовали, что могут говорить свободно, после падения стены. Например, в «Гневе овцы» (Der Zorn des Schafes, 1990) Эрих Лёст объяснял, что в 1950 году, когда он только начинал карьеру писателя и разделял непоколебимую веру в легитимность режима, он легко принимал цензуру, потому что не мог и подумать о том, чтобы коснуться какой-либо темы каким-то образом, который мог повредить делу социализма. Но через три десятилетия перекраивания своих текстов по требованию редакторов, издательств и ГАП Лёст эмигрировал в Западную Германию и, когда начал писать в ФРГ, осознал, что внутренний голос все это время шептал ему над каждой строчкой: «Осторожно, это приведет к неприятностям!» Лёст назвал его «маленьким зеленым человечком в ухе». Другие использовали устоявшееся выражение «ножницы в голове». Голос звучал повсюду и вынуждал авторов принимать участие в цензуре, даже если они старались ей противостоять.