Тогда она развивала бешеную, на человеческий взгляд, скорость, но, конечно, весьма умеренную по дельфиньим меркам. Кажется, вот-вот ты до нее дотронешься, но она снова от тебя ускользает, и ты ныряешь за ней в глубину, а она уже оказывается на поверхности, и вода в вольере бурлит ключом.

Особенно полюбил возиться с Асей Вадим, девятнадцатилетний студент с физфака, очень умненький мальчик, который ходил хвостом за Викой — так его заинтересовала ее профессия — изучение человеческих душ, как он это формулировал, а скорее всего и она сама. Мы с подругами как-то даже поспорили на эту тему. Ника и я утверждали, что Вадим в нее влюбился, а Вика, смеясь, отмахивалась от нас, уверяя, что Вадик видит в ней не женщину, а скорее гипнотизера (в последние годы Вика работала психотерапевтом и писала диссертацию о гипнозе). Но голова у Вики была занята отнюдь не гипнозом и уж, конечно, не Вадимом. Иногда она застывала на кухне с поварешкой в руках, и глаза ее принимали мечтательное выражение. Я очень быстро поняла, какое направление приняли ее мысли, — достаточно сказать, что зоолога Диму она привела стеклить мое окно совсем не случайно.

Так вот, Вадим проявлял такой энтузиазм, что Ванда даже арендовала его у Максима — временно, конечно, потому что новые бассейны были нужны станции как воздух.

Теперь именно в его обязанности входило размораживание рыбы и доставка ее на каракатицу, и мы вздохнули с облегчением: на Витю надежды не было никакой, а все мы по очереди: и Ванда, и Инна, и я сама — уже перевернулись в «мыльнице» по дороге в каракатицу, и чайки долго пировали, доедая так и не доехавшую до Аси ставриду. Работать с Вадимом было приятно и, главное, весело. Он был остроумным парнем, а иногда забавлял нас совершенно неосознанно: он еще не сбросил с себя детскую пухлость, и когда нырял, погружались только верхняя часть его туловища и ноги, пятая же точка, округлая и, очевидно, очень легкая, оставалась на поверхности как поплавок.

Но иногда мы все замерзали до дрожи, а Ася угрюмо и неподвижно застывала где-нибудь на глубине, и тогда мы призывали на помощь Дашу.

Даша хоть и была совсем небольшой собакой, как и все фокстерьеры, тем не менее выделялась своей яркой личностью и вела себя так, будто она ростом если не с тигра, то с тигренка; в моем восприятии она затмевала незабвенного Монморанси.

Она жила у Инны и Никиты в лесу, за оградой базы, и признавала своими хозяевами тех, кто обитал на территории их палаточного лагеря.

Хотя я и не проживала там постоянно, но зато часто бывала у Вертоградовых и даже как-то раз переночевала в палатке Китти, поэтому была для нее своей, тем более что Даша в тот раз устроилась на ночлег под моей раскладушкой и благополучно слопала там целую миску карамелек, да так тихо, что я даже ничего не заподозрила, а наутро мы с Инной нашли миску фантиков. Так что со мной у нее были связаны самые сладкие ассоциации. А вот в связи со стажером Борей с ней как-то случился конфуз. Его армейская палатка, где валялись спальник и рюкзак, тоже стояла рядом с вертоградовскими хоромами, но Боря все чаще оставался ночевать на озере, и как-то раз Даша, после того как он не появлялся на ее территории в течение трех суток, его не узнала. С громким лаем, с каким она всегда встречала чужих, она ринулась ему навстречу — и вдруг оказалось, что это как раз один из тех, кого она должна охранять! Но Даша не растерялась: продолжая лаять, она пробежала мимо стажера и долго гавкала на воображаемого пришельца за его спиной, потом как ни в чем не бывало вернулась и, мило виляя обрубком хвоста, поздоровалась с Борей.