— О чем мы с вами спорим? — вмешалась Вика. — В первую очередь надо узнать, была ли Лиза на глазах у тренеров вчера вечером на озере или нет. Об этом вполне можно расспросить Колю Антонова. Впрочем, Таня, ты, кажется, была дружна с Малютиным — почему бы тебе не сходить туда и не поговорить с ним?

Не сговариваясь, мы решили, что не стоит пока выносить сор из избы. О том, что со мной вчера случилось что-то необычайное, знали только девочки и Алекс, да теперь еще и Ванда. Во время всеобщего веселья никто и не заметил, как Тошка вытащил меня на берег и как потом с помощью Алекса меня унесли в домик, а если и заметил, то не обратил внимания. Если все, что со мной произошло, — случайность, то пусть так и останется случайностью. Если же кто-то намеренно пытался лишить меня жизни, то у нас недоставало фактов, это подтверждающих. Предположим, я захотела бы рассказать об этом Максиму (Рахманов был в Москве). Что я ему скажу?

Что во время ночного купания кто-то меня пытался прикончить — и приведу в качестве доказательства ссадину на голове? В лучшем случае он сочтет все это моими пьяными бреднями. И к тому же это не улучшит мою репутацию.

— Чего уж говорить о наших репутациях, эта тема может заинтересовать разве что Анну Николаевну, — засмеялась Ника. — Здесь все нас знают как облупленных. У Ашуко, наверное, есть какое-то чудесное свойство — как только люди сюда попадают, то немедленно забывают, что в Москве у них кто-то остался; здесь все мужчины холостые, а женщины свободны. Волшебство, да и только!

Наверное, мы были слишком молоды и влюблены, чтобы долго размышлять о серьезных и, главное, мрачных материях. В такой солнечный день просто не верилось, что кто-то может вынашивать злые замыслы. Гораздо проще было поверить в то, что все это всего лишь нелепая случайность.

Впрочем, у Ванды было особое мнение. Она слушала нас молча, сохраняя на лице недовольную мину. Хотя, присмотревшись повнимательнее, я поняла, что это было не неодобрение, а что-то другое, как вскоре выяснилось, элементарный страх, страх за меня, глупенькую.

— Девочки, вы рассуждаете обо всем этом как-то чересчур легкомысленно. Я не верю, что кто-то из живущих на биостанции — я имею в виду живых — может угрожать твоей жизни, Таня.

Это, конечно, ерунда. Но вот камень, брошенный неизвестной рукой… Ты же сама, Таня, говорила, что между берегом и тобой никого не было.

— Я никого не видела, но это не значит, что в этом шуме и гаме да еще в полутьме никто не мог незаметно зайти мне за спину.

— Да никто и не заходил, все было не так! Вот вы, Ника, только что сказали: в Ашуко люди мгновенно забывают о существовании своих жен и мужей.

— Да, это все остается в какой-то другой жизни, другой плоскости, другом пространстве, — подтвердила Ника.

— Другой плоскости, другом пространстве… Может быть, это то пространство, где живые встречаются с ушедшими — и там духи помнят своих супругов?

Ванда, сев на своего любимого конька, воодушевилась, глубокая морщинка между бровями у нее разгладилась, глаза засверкали:

— Я прекрасно понимаю, что вы скептики и не верите в потусторонние явления. Но ведь известно, что, когда человек умирает, сгусток биоплазмы, его концентрированное биополе, остается и не сразу исчезает, а какое-то время существует и даже обладает некими материальными свойствами — при особых условиях. Например, если человек умер не своей смертью. Вот ты, Таня, всегда смеешься, когда вспоминаешь про мой дом с привидениями, а зря…

— Тетушка, родная моя, если я и похожа в твоих глазах на ту помещичью жену, которая, не успев овдоветь, вышла замуж за мельника, — за что тебе гран мерси — то неужели ты на самом деле считаешь, что дух Сергея мог материализоваться и позвать меня за собой в могилу? Тогда скорее бы он пришел не за мной, а за своей последней пассией…

— Право, Ванда Мечиславовна, — Вика в оторопи своей даже назвала мою тетку по имени-отчеству, — для такого предположения надо сделать слишком много натяжек…

— Пожалуйста, не перебивайте меня и дайте досказать до конца.