|
Взгляд Галатинова обежал лица этих двоих: у Антона оно было широкое и с тяжелой челюстью, а у Данилова от левой брови к волосам шел штыковой шрам. Глаза его были холодны и лишь чуть любопытны, как будто рассматривали насекомое под увеличительным стеклом. – А также с нами и вся остальная рота, – сказал Щедрин. – Остальная рота? – Галатинов, не понимая, потряс головой. – Послушайте, – Щедрин вытянул шею, в то время как по лесу пробежал ветер. – Вот они, шепчутся. Послушайте, о чем они говорят. «Справедливости. Справедливости». Вы их слышите, генерал? – У нас пикник, – жестко сказал Галатинов. – Я бы хотел, чтобы вы, господа, покинули нас. – Да. Но, пожалуй, именно вы будете тем, кто покинет этот пикник. Что за прекрасная семья. – Дмитрий! – крикнул генерал. – Дмитрий, сделай предупредительный выстрел над их… Он повернулся в сторону Дмитрия, и от того, что он увидел, сердце его схватило, как железными когтями. Дмитрий стоял от них в пятнадцати метрах и даже не вскинул ружье. Он смотрел в землю, опустив плечи. – Дмитрий! – опять крикнул Галатинов, но уже знал, что ему не ответят. В горле у него пересохло, и он стиснул похолодевшую руку Елены. – Спасибо за то, что привез их сюда, товарищ Дмитрий, – сказал ему Щедрин. – Твоя услуга будет отмечена и вознаграждена. Михаилу, пробиравшемуся через лес за змеем, показалось, что он услышал, как крикнул отец. Сердце у него забилось: наверно, отец проснулся и позвал его. Ему наверняка попадет. Но змей уже падал, нитка зацепилась за сучковатую верхушку дуба. Потом ветер потянул ее, и змей опять взмыл. Михаил пробился сквозь густую поросль, по мягкой губчатой массе из опавших листьев и мха, и продолжал следить за змеем. Еще десять метров, и еще двадцать, тридцать. В волосы вцепились колючки, он вырвался, пригнул голову под колючие ветки и бросил еще камешек пометить дорогу назад. Змей снизился, попал в ветви ели и, дразня, взлетел опять. Потом стал резко подниматься к голубому небу, и когда Михаил смотрел, как он улетает, на лице его были пятна света и тени. Кто-то шевельнулся в поросли, ближе чем в десятке метров слева от него. Он стоял очень спокойно, когда змей набирал скорость и поплыл прочь. Тот, кто пошевелился, сейчас замер. В ожидании. Послышалось еще движение, справа от мальчика. Тихий хруст под тяжестью, придавившей сухую листву. Михаил сглотнул слюну. Он хотел позвать мать, но она была слишком далеко, чтобы услышать, а он не хотел шуметь. Тихо. Только ветер шумит среди деревьев. Михаил уловил запах животного: резкий звериный запах, вонь существа, дышавшего гнилым мясом. Он чувствовал кого-то – кого-то двоих, – следивших за ним с разных сторон, и подумал, что если он побежит, то они прыгнут на него сзади. Ему сильно хотелось повернуться и с криком бежать сломя голову через лес, но он подавил это желание; далеко ему не убежать. Нет, нет. Галатиновы никогда не убегают, сказал ему однажды отец. Михаил почувствовал, как капелька пота стекает по его спине. Звери ожидали, что он предпримет, и они были очень близко. Он повернулся, на дрожащих ногах, и стал медленно уходить назад, отыскивая дорогу по брошенным им камешкам. Галатиновы никогда не убегают, подумал Федор. Взглядом он окинул поляну. Михаил. Где Михаил? – Наша рота была перебита под Ковелем. – Щедрин наклонился вперед, руками сжимая луку седла. – Перебита, – повторил он. – Нам приказали бежать через болото на укрепление из колючей проволоки и пулеметов. Вы, конечно, помните это? – Я помню войну, – ответил Галатинов. – Я помню трагедии, шедшие по пятам друг за другом. – Для вас – трагедия. Для нас – бойня. Конечно, мы подчинялись приказам. |
