|
Девочки нигде не было видно. – Эй! – позвал он, стоя в длинном коридоре. – Ты где? Ответа не было. Он прошел мимо помещения, в котором проснулся. Нашел другие комнаты, кельи с высокими потолками, в большинстве своем без мебели, в других были грубо сколоченные из дерева столы и лавки. Одно помещение оказалось огромной столовой, в ней по давно не тронутым оловянным тарелкам и стаканам шныряли ящерицы. – Эй! – продолжал звать Михаил. – Я не обижу тебя! – обещал он. Он свернул в другой коридор, темный и узкий, ведущий вглубь дворца. С серых камней капала вода, стены, пол и потолок покрылись мхом. – Эй! – крикнул Михаил, голос у него охрип. – Где ты? – Здесь, рядом, – пришел ответ из-за спины. Он обернулся, сердце у него замерло, и он вжался в стену. Говоривший был стройным мужчиной с русыми, подернутыми сединой волосами и запущенной бородой. На нем была такая же рыжевато-бурая одежда, что и на девочке, шкура животного, с которой отскоблили шерсть. – Из-за чего такой шум? – спросил он с некоторым раздражением в голосе. – Я… Я не знаю… Где я? – Ты здесь, – ответил он, будто бы объяснив этим все. Кто-то подошел и тронул его за плечо. – Это новый ребенок, Франко, – сказала женщина. – Это был твой выбор. Ты и будь помягче. Как можно спать при таком гаме? – Франко рыгнул, резко повернулся и ушел, оставив Михаила лицом к лицу с невысокой полноватой женщиной с длинными рыжевато-каштановыми волосами. Она была старше, чем его мать, решил Михаил. Ее лицо избороздила сеть глубоких морщин. Крепкое крестьянское тело с тяжелыми руками и ногами совершенно отличалось от хрупкой фигуры его матери. Эта женщина напоминала поле с черноземом, таким же, как у нее под ногтями. На ней тоже была одежда из шкуры животного. – Меня зовут Рената, – сказала женщина. – А тебя? Михаил не мог говорить. Он прижался к стене, поросшей мхом, боясь шевельнуться. – Я тебя не укушу, – сказала Рената. Взгляд ее томных темно-карих глаз задержался на раненом плече мальчика, потом вернулся к его лицу. – Сколько тебе лет? – Се… Нет, не так. Восемь, – вспомнил он. – Восемь, – повторила она. – А какое имя следует называть, если петь в честь дня твоего рождения? – Михаил, – сказал он. И слегка вздернул подбородок. – Михаил Галатинов. – О, а ты – гордый маленький паршивец, правда? Она улыбнулась, показав неровные, но очень белые зубы; улыбка у нее была сдержанная, хотя и не враждебная. – Ну, Михаил, кое-кому хочется тебя повидать. – Кому? – Кое-кому, кто ответит на твои вопросы. Ты ведь очень хотел знать, куда ты попал, так ведь? – Я разве… Не на небесах? – удалось спросить ему. – Боюсь, что нет. – Она протянула ему руку. – Пошли, детка. Давай пойдем вместе. Михаил заколебался. Ее рука ждала его. Волки! – подумал он. Где волки? А затем он подал свою руку, и жесткая рука сжала ее. Она повела его вглубь дворца. Они подошли к спускавшимся вниз каменным ступенькам, освещенным лучами света, пробивавшимися через окна без стекол. – Ступай осторожно, – сказала она, и они стали спускаться. Ниже стоял дымный мрак, запустенье коридоров и помещений, пахнувших могилой. Тут и там лежали кучки тлевших сосновых шишек, отмечавших дорогу по катакомбам. По обеим сторонам были кельи, таблички на дверях потускнели от времени. Затем мальчик и женщина вышли из катакомб в большой зал, где на решетке горел костер из сосновых поленьев и едкий дым поднимался в воздух в поисках выхода. – Вот он, Виктор, – объявила Рената. |
