- Нет. Это дар.
Он уже успел перевязать два длинных полотнища, чтобы прикрыть пустое место. Джон-Том успел заметить сложные узлы и застежки, не дававшие квазисари разлететься.
- Почему?
Голова ушла вниз и направо. Молодой человек начал уже увязывать движения головы и настроение паука. То что сперва казалось ему нервным подергиванием, оказалось сложной и тонкой системой жестов. Пауки разговаривали головами - как итальянцы руками, - не произнося ни слова.
- Почему? Потому что в тебе есть нечто, но я не могу определить, что именно. И еще потому, что ты восхитился ею.
- Могу сказать, что есть и в нем, и в нас, - буркнула Талея. - Дух хронического безумия.
Анантос задумался. И снова пришепетывающий хохоток снежными хлопьями полетел над палубой.
- Ах, юмор! Одно из самых ценных качеств теплоземельцев, должно быть, искупающее все их недостатки.
- При всей вашей легендарной враждебности вы кажетесь весьма дружелюбными, - бросила Талея.
- Это моя обязанность, мягкая самка, - отвечал прядильщик. Взгляд его вновь обратился к Джон-Тому. - Доставь мне удовольствие, приняв этот дар.
Джон-Том взял подарок и повязал его на шею как косынку. Она скользнула по застежке плаща. Шарф казался неощутимым, словно его и не было. Джон-Тому было не до того, что голубая полоска не гармонирует с радужно-зеленой курткой и индиговой рубашкой.
- Мне нечем отдариться, - произнес юноша извиняющимся тоном. - Нет, подожди, возможно, найдется. - Он снял с плеча дуару. - А музыку прядильщики любят?
Такого ответа от Анантоса он не ожидал. Паук протянул две конечности в жесте, который невозможно было с чем-либо перепутать. Джон-Том осторожно передал инструмент.
Прядильщик принял знакомую полусидячую позу и положил дуару на два колена. У него не было ладоней и пальцев, но восемь хватательных когтей на четырех верхних конечностях деликатно перебирали оба набора струн.
Полившаяся мелодия казалась эфирной и нереальной, атональной и чуждой, но тем не менее полна была почти знакомых ритмов. Она то казалась нормальной, то сбивалась на совершенно странные ноты, едва укладывающиеся в мелодию. Игра Анантоса напомнила Джон-Тому скорее сямисэн, чем гитару.
Флор блаженствовала, привалясь спиной к мачте, и впитывала мелодию. Мадж разлегся на палубе, а Каз безуспешно пытался отстучать рваный ритм. Ничто не смягчает ксенофобию, как музыка, невзирая на странный ритм и непроизносимые слова.
Воздушное стенание окутало Анантоса и двух его компаньонов. Причудливая хаотичная гармония не заглушала шум ветра. Впрочем, в пении пауков не было ничего зловещего. Маленький кораблик ровно скользил по воде. Невзирая на несокрушимую добросовестность, расчувствовался и Хапли. Перепончатая лапа притопывала по палубе, тщетно стараясь угнаться за мистической мелодией арахноидов.
Может быть, подумал Джон-Том, они не найдут здесь союзников, но друзей - в этом он не сомневался - уже отыскали. Пощупав край роскошного шарфа, он позволил себе расслабиться и отдаться умиротворяющему покою скромной паучьей фуги...
Рано утром на четвертый день пребывания в Хитросплетениях его разбудили. Рановато, подумал молодой человек, увидев над головой все еще темное небо.
Он перекатился на бок, и на мгновение память отказала ему: Джон-Том вздрогнул, заметив перед собой мохнатое, клыкастое и многоглазое создание. |