— Безумие. Сиара говорит, что взрослым труднее ему противостоять. Из новых фоморианцев, рожденных от человеческих матерей, остались только Лохлан, Невин, Керран, Кейр и Фаллон. — Кухулин замолчал, сжал зубы. — Из этих пятерых Фаллон безумна.

Бригид кивнула и сказала:

— Тюремщики замка Стражи говорят, что она так и не пришла в себя. Жертва Эльфейм не коснулась ее.

— Было слишком поздно. Фаллон успела принять темное наследие своего отца к тому времени, как Эль выпила кровь Лохлана и забрала в себя их безумие. По-видимому, когда это случается, пути назад уже нет.

Он с замиранием сердца вспомнил жуткую сцену, когда Эльфейм разрезала себе запястья и заставила Лохлана отдать кровь, чтобы спасти ей жизнь. Вместе с кровью мужа она вобрала в себя безумие расы демонов.

— Эль тоже должна была лишиться рассудка. Сила Эпоны помогла ей остаться нормальной, но безумие спит в ее крови.

— Принятие в себя этого зла не уничтожило твою сестру, да и Фаллон. Как оно смогло погубить других взрослых?

— Сиара говорит, что ее соплеменники выбирали самоубийство, а не жизнь в насилии и ненависти, когда они больше не могли переносить боль, возникающую в результате противостояния злу, скрытому в них.

Охотница наклонила голову, послала ему недоверчивый взгляд и спросила:

— Она говорит, что тот, кто был почти готов принять в себя ненависть и зло, смог взамен принести в жертву собственную жизнь?

— Да. Как последний акт гуманизма.

— Ты в это веришь?

Бригид ожидала, что Кухулин разгневается, но он задумался, сделал новый глоток из бурдюка и ответил:

— Сначала я ничему не верил, поэтому много дней не выпускал из рук оружия и ждал, что из-за любой скалы на меня могут напасть крылатые демоны. — Он вскинул брови, и его глаза осветили знакомые искорки, пусть и едва мелькнувшие. — Демоны так и не появились. Но знаешь, кто действительно выскочил из-за скалы?

— Если бы ты заставил меня жить с ними, думаю, я назвала бы их демонами. Очень маленькими, но весьма пугающими. — Бригид прыснула.

— Дети здесь повсюду. Их очень много, и слишком мало взрослых, которые постоянно заняты тем, что воспитывают и кормят малышей. Они вовсе не беспомощны, по крайней мере, не так, как человек или даже кентавр в их возрасте. Эти новые фоморианцы выносливы и умны. Несмотря на то, что здешние мальчики и девочки слишком шумно приветствуют гостей, они невероятно хорошо воспитаны. — Кухулин выдержал проницательный взгляд Бригид. — Это самые счастливые существа, которых я когда-либо видел.

— Нет ничего особенного в том, что дети счастливы, Ку. Даже твоя глупая волчица бегает и шалит. Так всегда ведут себя дети, прежде чем мирские заботы вторгаются в их сказочные мечты.

Кухулин услышал горечь в голосе охотницы и подумал, что ее детство, наверное, не было столь счастливым.

— Пока Эльфейм не принесла себя в жертву, у новых фоморианцев не было беззаботного детства, — сказал воин. — С самого рождения они были вынуждены бороться за выживание, вели постоянную войну против темного шепота в крови, потому что видели, как их родители уступают злу и умирают.

— Если все это было на самом деле.

— Я устал, Бригид. — Кухулин провел рукой по лбу. — Я пришел сюда не как герой, который поведет их обратно на родину предков. Я пришел, полный ненависти.

— Знаю.

— А Эльфейм не знала. По крайней мере, я на это надеюсь. Мне не хотелось бы, чтобы она думала, будто я предаю ее доверие. — Воин покачал головой и поднял руку, не давая охотнице заговорить. — Нет, я не хочу сказать, что шел сюда с намерением уничтожить всех потомков фоморианцев. Но я искал повод обвинить их и отомстить за Бренну.

— Это не вернет твою жену, Ку.

— Да, ты права.