— Григорий Михайлович, вы сегодня почтовый ящик открывали?

— Мы вообще газет не выписываем. Может, все-таки представитесь?

— Так откройте, очень советую. И чем быстрее, тем лучше.

В трубке зазвучали короткие гудки.

Что за чушь? Чернов начал перебирать в уме всех своих знакомых, способных на такую шутку. В том, что это была шутка, Григорий не сомневался. Значит, дальше должно последовать продолжение, смешная развязка. Чей же это голос? Впрочем, голос можно и изменить…

— Ты куда?

— Ведро выброшу. — Чернов сунулся под раковину. — Потом себя не заставлю.

— А что нужно этому Бузыкину?

— На день рождения пригласил…

— Батя, прости… — Голос Антона нагнал его в прихожей. — Я завтра же выкуплю обратно.

— Пошел ты… — И Чернов вышел на лестничную клетку.

Все еще держа в руке наполненное ведро, спустился в парадное. Ч-черт, ключ от почтового ящика забыл! Да и где он, этот ключ?

Просунул палец в дырочку и потянул на себя. Открылся! Внутри что-то блеснуло. Пакет какой-то. Бумажный. Прозрачным скотчем заклеенный.

Поставил ведро на пол. Аккуратненько оторвал тонкую полоску по краю. Встряхнул. Застряло. Наконец в ладонь вывалилась… Нет!.. Этого не может быть… Это обман. Это продолжение шутки.

Хлопнула подъездная дверь.

— Батюшки, с полным ведром! — радостно воскликнула соседка с седьмого этажа. — Ну, спасибо, Гришенька! Осчастливили! А я смотрю и думаю: «Что это за мужичишка в халатике таком симпатичненьком?»

— Да уж… Счастья выше крыши, — ответил Чернов, заводя руку за спину.

МСТИТЕЛЬНИЦА

Была ночь, и погруженный во мрак город спал, и волны с шумом ударялись о прибрежные камни, и страшно, утробно завыла беременная сука, почувствовавшая схватки, и этот вой заглушил предсмертный крик жертвы.

Тело обрушилось к ногам, и Лидия долго, жадно глядела на остывающий труп своего обидчика, похожий теперь на тряпичную куклу, нелепую, жалкую, ненужную.

Она ткнула его краем сандалии, не столько для того, чтобы убедиться, что смерть окончательно заполучила его, сколько для того, чтобы во всей полноте ощутить сладкий вкус состоявшейся мести.

— Помни о Скилуре, — сказала она.

В последний раз слетело с губ молодой женщины это имя.

Пусть мертвые хоронят своих мертвых.

Запахнувшись в плащ, Лидия отступила было в темноту, но небольшое бледное пятно на камнях привлекло ее внимание. Она отшатнулась, и пятно тотчас исчезло, но появилось вновь, когда Лидия приняла прежнее положение.

Молодая женщина склонилась к самой земле и увидала крохотную монетку. Это был один асс, мелкая денежная единица, которую на рынке можно было бы обменять разве что на амфору вина да буханку свежего хлеба.

Однако для Лидии эта монета имела теперь особенную ценность — ведь она выпала из руки поверженного врага, из его скрюченных пальцев.

Лидия сжала асс в ладони и мрачно улыбнулась. Боги послали ей эту монету, чтобы ночью и днем она могла смотреть на нее и любоваться, вспоминая, как вонзила острый кинжал в убийцу Скилура. Эта монета словно подтверждала, что месть произошла не в воспаленном воображении молодой женщины, а наяву и небеса были свидетелями справедливого возмездия.

Теперь надо было решить, как поступить с трупом.

Сначала Лидия думала, что оставит тело на влажных камнях, чтобы наутро восходящее солнце осветило уродливые, обострившиеся черты убитого и синие мертвые тени на его висках. Она представляла, как чайки и воронье с жадностью набросятся на падаль и станут выклевывать глаза, раздирать мясо на холодных, застывших щеках и губах, и эта картина вызывала в Лидии сладостное томление.