и сросшаяся в единый комплекс, в искусственной питательной среде, в присутствии окислителя и

внешних физических раздражителей, проявлять признаки жизнедеятельности, характерные именно для

нервных клеток? Я считаю, что может; в этом ничего удивительного нет. Удается же поддерживать

в работоспособном состоянии изолированное от организма сердце со всеми свойственными ему

мышечными сокращениями. Так?

    Васильев кивнул.

    — Второй вопрос: способна ли ткань в этих условиях на тот вид деятельности, который мы

называем мыслительными процессами? На этот вопрос невозможно ответить, пока мы не уточним само

понятие мыслительной деятельности. Конечно, существует разница в процессах, протекающих в

мозгу человека, решающего математическую задачу, и лисы, преследующей зайчат.  Однако, если

проанализировать биотоки их мозга в это время, то окажется, что в обоих случаях мы

сталкиваемся с весьма сходными явлениями возбуждения и торможения различных участков мозга,

дающими очень сложную картину наложенных друг на друга электрических импульсов.

    — Но мозг живого существа, — возразил Васильев, — способен хранить информацию, пусть самую

примитивную, но все же являющуюся основой сознательной деятельности, а здесь мы имеем дело

просто с комком мозгового вещества.

    — А разве мы знаем, что такое память? — улыбнулся Сильвестров. — Есть память сознательная,

приобретенная в результате опыта, а есть память наследственная, которую мы называем

инстинктом. Если первый вид памяти мы можем уподобить циркуляции нервного возбуждения по

замкнутому пути, вроде устройства памяти с линией задержки вычислительных машин, то

наследственная память, очевидно, связана с перестройкой протеиновых молекул клетки и должна

сохраняться в ней, пока клетка живет. Вы сами говорили о том, что мозг представляет собой

случайно организующуюся структуру. Он напоминает армию, где перед каждым подразделением

поставлена задача, в решении которой каждым солдатом должна проявляться максимальная

инициатива в зависимости от случайно меняющейся обстановки. Не забывайте, что здесь десятки

миллиардов клеток могут образовывать временные связи в самых разнообразных комбинациях.

    — Значит, вы полагаете, что в этом комке мозгового вещества действительно идут

мыслительные процессы?

    — «Я существую, следовательно я мыслю». Вот единственная обобщающая формула деятельности

мозговой ткани, — ответил Сильвестров. — Теперь перейдем к третьему и самому сложному  вопросу

о влиянии этого комка ткани на ваш мозг. На этот вопрос может ответить только очень тщательно

поставленный эксперимент. Признаться, я никогда не верил в существование передачи мыслей на

расстояние. Однако и в этом случае приходится считаться с фактами. Приборы объективно

зафиксировали нечто такое, что трудно объяснить. Самое правильное воздержаться пока от

каких-либо предположений по этому вопросу и продолжать наблюдение. Вы говорите, что

продолжительность ваших приступов непрерывно увеличивается?

    — Да, несмотря на то, что я с ними борюсь как могу.

    — А вы попробуйте не бороться. Может быть, тогда картина проявится более четко...

    *   *   *

    Когда на следующий день привлеченная шумом Марина вбежала в лабораторию, она нашла  

Васильева на полу: он стоял на четвереньках в углу за шкафом.

    Васильев медленно поднялся на ноги и левой рукой потер лоб, приходя в себя после приступа.