— Она показалась мне милой, — заметил Пол.

Бриджит пробормотала что-то неразборчивое себе под нос. Пол не был уверен, но кажется, он расслышал слово «шалава».

Глава двадцать четвертая

Детектив-инспектор Джимми Стюарт пребывал в раздражении.

Раздражен он был всем и всеми, черт побери, и не в последнюю очередь самим собой. Как он и опасался, обстоятельства смерти художника, ранее известного под именем Мартин Браун, прошли путь от необычного мимо нескладного через сложное и вплоть до полнейшего пиздеца. Браун оказался «Ящером» Макнейром, дочь Макнейра теперь была мертва, и последние два человека, которые видели его живым, — Бриджит Конрой и Пол Малкроун, — подались в бега. Если бы Стюарту дали заняться своей работой без помех, то Полин Макнейр, возможно, до сих пор была бы жива. Вместо этого ей досталась судьба, в которой единственное, что она получила от потерянного отца, — его невольную роль в своей смерти.

Стюарт только что вернулся с первого совещания оперативной группы, прошедшего под руководством детектива-инспектора Кернса. Кернс был прирожденным политиканом, и от этого, как считал Стюарт, затея с опергруппой смердила до небес. Группа заслушала предварительный доклад Стюарта, после чего Кернс взял ситуацию под личный контроль и тут же отодвинул их в сторонку, как двух бесполезных мудаков. Кернс объявил собравшимся, что за целый день практически ни хрена полезного не сделано. И неважно, что Стюарт с Уилсоном обнаружили бомбу, которая могла разнести полквартала. О недавней неофициальной беседе с помощником комиссара О’Рурком, разумеется, тоже упомянуто не было, да и никогда не будет. Стюарт уже чуял над собой готовую опрокинуться бочку с говном в виде неизбежного внутреннего расследования. Официально смерть Полин Макнейр и бомбу под машиной Малкроуна еще не связали между собой, поскольку «все версии должны быть отработаны». Зато на совещании был дан краткий обзор истории Макнейра, особо примечательный теми деталями, которые в нем так и не прозвучали: детектив-инспектор Кернс умудрился рассказать о похищении Сары-Джейн Крэнстон, ни разу не произнеся слово «Рапунцель». Даже спустя тридцать лет эти девять букв были по-прежнему токсичны для «Гарда Шихана».

По итогам совещания были нарезаны индивидуальные задачи — для всех, кроме него и Уилсона. Покровительственным тоном им заявили, что если они хотят, то могут идти домой. Кернс стал упирать на то, что Стюарт, должно быть, устал, поскольку находится на ногах с половины восьмого утра. Умник, блядь, херов. Конечно, Стюарт слегка устал, но он был очень зол, и этого было более чем достаточно, чтобы продолжать работать. Настолько зол, что в интересах правосудия был готов даже наступить на горло многолетним привычкам и начать сглаживать острые углы. Кто сказал, что старого пса нельзя обучить новым трюкам?

Свернув за угол, Стюарт зашел в информационно-технический отдел. Ему повезло: несмотря на полвосьмого вечера, Фредди Куинн еще сидел за рабочим столом. Это был невысокий полноватый человек, без особого успеха пытавшийся отрастить бороду. Несомненно, он хотел казаться грубым и мужественным, но нелепая природа компьютерного гика неизбежно прорывалась наружу. Жидкая бороденка сегодня выглядела неуместнее, чем обычно, благодаря элегантному костюму, в который был одет Фредди. Стюарт видел его таким впервые. Костюм сидел на нем почти так же «естественно», как на тех обезьянах из старых рекламных роликов PG Tips, когда они заносили пианино на второй этаж.

— Как делишки, Фредди? — спросил Стюарт, прислонившись к офисной перегородке, стоявшей возле стола Куинна.

— Меня здесь нет, — немедленно ответил Куин, не отрывая взгляда от монитора. Пальцы его меж тем продолжали бегать по клавиатуре, лежавшей на коленях.