Неграмотный, тупой, он никогда ничего не
читал и потому в промежутки от звонка до звонка сидел словно в оцепенении,
опустив руки и уставив глаза куда-то в пространство. Он почти все время
сидел в своей будке, находя единственное развлечение в том, чтобы растянуть
как можно дольше свой завтрак. Затем на него опять находило тупое
оцепенение. Он сидел без всяких мыслей и боролся с постоянно одолевавшей его
дремотой, а иногда даже засыпал с открытыми глазами. Ночью, чтобы не
поддаваться этой непреодолимой дремоте, он должен был вставать и ходил,
переваливаясь, словно пьяный, с ноги на ногу. Таким образом, глухая борьба с
женой из-за спрятанной тысячи франков, которая должна была достаться тому из
двух, кто переживет другого, служила в течение многих месяцев единственным
предметом тяжеловесных размышлений этого отшельника. Трубил ли он в
сигнальный рожок, нажимал ли ту или другую кнопку сигнальных приборов,
автоматически заботясь о безопасности стольких жизней, он думал лишь о том,
как отравить жену. Сидел ли он недвижно, опустив руки и сонно моргая, он
думал опять-таки о том же. Других мыслей у него не было: он убьет ее,
обшарит все, и деньги достанутся ему.
Жак удивлялся, что не замечал в Мизаре никакой перемены. Значит, можно
убить, не испытав никаких потрясений, и жизнь будет продолжаться, как
обычно. Действительно, Мизар снова впал в обычное полусонное состояние,
приняв притворно-равнодушный вид человека немощного, избегающего всяких
волнений. В глубине души он чувствовал, что хотя и уморил жену, но она
все-таки его одолела. Он потерпел поражение: тщетно переворачивал он весь
дом, но не нашел ни одного сантима. Теперь на его землистом лице одни только
глаза, беспокойные, ищущие, выдавали его озабоченность. Ему постоянно
мерещился пристальный взгляд покойницы, которая с наводившей ужас усмешкой
твердила ему: "Ищи, ищи!.." И он искал. Он не имел ни минуты покоя,
разыскивая тайники, где могли быть спрятаны деньги, перебирая мысленно все
возможные укромные местечки, исключая те, которые были уже осмотрены, пылая
лихорадочным жаром, как только на ум ему приходило новое, еще не осмотренное
место. Тогда ему становилось невтерпеж, он бросал все и устремлялся на новые
бесполезные поиски. Это была месть, пытка, становившаяся под конец
невыносимой, нечто вроде мозговой бессонницы; она держала Мизара в
непрестанном напряжении, он без конца обдумывал одну и ту же неотвязную и
неизменную, как ход часов, мысль. Трубя в рожок один раз для поездов по
правому и два раза для поездов по левому пути, он искал. Подчиняясь
сигнальным звонкам, нажимая кнопки сигнальных аппаратов, открывая и закрывая
путь поездам, он искал. Он искал, искал, постоянно и беспрерывно, днем, от
поезда до поезда, когда его тяготило безделье; ночью, когда, одолеваемый
сном, сидел в своей будке, как одинокий изгнанник, сосланный на край света,
в непроглядный мрак безлюдных пустырей. |