Ведь если бы Северина оказалась виновной, то
пришлось бы признать правильность также и остальной части показаний Рубо,
позорящих память председателя окружного суда. Если бы судебное следствие не
выяснило с таким искусством и находчивостью подлинной истины, пришлось бы ее
изобрести для спасения семейной чести. Г-жа Боннегон не без некоторой горечи
высказалась также о руанском обществе, где этот процесс производил теперь
так много шуму, обществе, где она больше уже не царила, так как годы брали
свое и она утратила свою роскошную красоту русоволосой богини. Не далее как
накануне у жены юрисконсульта окружного суда г-жи Лебук, изящной высокой
брюнетки, которая низвергла ее с престола, рассказывали друг другу шепотом
веселенькие анекдоты, в том числе также инцидент с Луизеттой, приправленный
самыми непристойными выдумками. Тут Денизе вмешался в разговор и сообщил,
что Лебук назначен на предстоящую сессию в состав суда присяжных. Супруги
Лашене тогда встревожились и замолчали, сделав вид, что уступают. Г-жа
Боннегон поспешила их успокоить, выразив полную уверенность, что дело будет
разобрано на суде, по совести. Председателем будет старинный ее друг
Дебазейль, которого ревматизм заставлял теперь жить одними только
воспоминаниями, а вторым заседателем назначен Шомет, отец юного помощника
прокурора, состоявшего под ее покровительством. Она была поэтому совершенно
спокойна, но когда она упомянула про Шомета, на губах ее промелькнула
меланхолическая улыбка. Дело в том, что г-жа Боннегон с некоторого времени
сама посылала молодого Шометта к г-же Лебук, чтобы не испортить ему карьеры.
Когда наконец начался этот громкий процесс, интерес к нему в большой
степени снизился в связи со слухами о предстоящей войне, взволновавшими всю
Францию. Тем не менее весь Руан целых три дня был в сильнейшем лихорадочном
возбуждении. У дверей окружного суда происходила страшная давка. Зал был
переполнен главным образом руанскими дамами. Никогда еще старый дворец
нормандских герцогов не видел такого скопления публики. Июнь подходил к
концу; дни стояли теплые и солнечные. Яркий солнечный свет врывался в зал
заседания во все десять огромных окон, обливая своими лучами внутреннюю
отделку из резного дуба, белое мраморное распятие, выделявшееся на красном
фоне драпировок, вышитых золотыми пчелами, а также знаменитый потолок времен
Людовика XII, с деревянной позолоченной резьбой. Еще до открытия заседания в
зале задыхались от тесноты. Дамы поднимались на цыпочки, чтобы рассмотреть
вещественные доказательства: часы Гранморена, облитую кровью рубашку
Северины и нож, которым были совершены оба убийства. Парижский адвокат,
защитник Кабюша, также обращал на себя всеобщее внимание. На скамьях для
присяжных сидели рядышком двенадцать руанцев, тупые и глубокомысленные,
затянутые в черные сюртуки. Когда вошел суд, среди вставшей с мест публики
произошла ужасная давка, и председатель вынужден был тотчас же пригрозить,
что прикажет очистить зал заседания. |