Изменить размер шрифта - +
Ведь если бы  Северина  оказалась  виновной,  то
пришлось бы признать правильность также и остальной  части  показаний  Рубо,
позорящих память председателя окружного суда. Если бы судебное следствие  не
выяснило с таким искусством и находчивостью подлинной истины, пришлось бы ее
изобрести для спасения семейной чести. Г-жа Боннегон не без некоторой горечи
высказалась также о руанском обществе, где этот  процесс  производил  теперь
так много шуму, обществе, где она больше уже не царила, так как  годы  брали
свое и она утратила свою роскошную красоту русоволосой богини. Не далее  как
накануне у жены юрисконсульта окружного суда  г-жи  Лебук,  изящной  высокой
брюнетки, которая низвергла ее с престола, рассказывали друг  другу  шепотом
веселенькие анекдоты, в том числе также инцидент с Луизеттой,  приправленный
самыми непристойными выдумками. Тут Денизе вмешался в  разговор  и  сообщил,
что Лебук назначен на предстоящую сессию в состав  суда  присяжных.  Супруги
Лашене тогда встревожились и  замолчали,  сделав  вид,  что  уступают.  Г-жа
Боннегон поспешила их успокоить, выразив полную уверенность, что дело  будет
разобрано на  суде,  по  совести.  Председателем  будет  старинный  ее  друг
Дебазейль,  которого  ревматизм  заставлял   теперь   жить   одними   только
воспоминаниями, а вторым заседателем назначен Шомет,  отец  юного  помощника
прокурора, состоявшего под ее покровительством. Она была поэтому  совершенно
спокойна, но когда она  упомянула  про  Шомета,  на  губах  ее  промелькнула
меланхолическая улыбка. Дело в том, что г-жа Боннегон с  некоторого  времени
сама посылала молодого Шометта к г-же Лебук, чтобы не испортить ему карьеры.
     Когда наконец начался этот громкий процесс, интерес к  нему  в  большой
степени снизился в связи со слухами о предстоящей войне, взволновавшими  всю
Францию. Тем не менее весь Руан целых три дня был в сильнейшем  лихорадочном
возбуждении. У дверей окружного суда происходила  страшная  давка.  Зал  был
переполнен главным образом  руанскими  дамами.  Никогда  еще  старый  дворец
нормандских герцогов не видел такого  скопления  публики.  Июнь  подходил  к
концу; дни стояли теплые и солнечные. Яркий солнечный свет  врывался  в  зал
заседания во все десять огромных  окон,  обливая  своими  лучами  внутреннюю
отделку из резного дуба, белое мраморное распятие, выделявшееся  на  красном
фоне драпировок, вышитых золотыми пчелами, а также знаменитый потолок времен
Людовика XII, с деревянной позолоченной резьбой. Еще до открытия заседания в
зале задыхались от тесноты. Дамы поднимались на цыпочки,  чтобы  рассмотреть
вещественные  доказательства:  часы  Гранморена,  облитую   кровью   рубашку
Северины и нож, которым были  совершены  оба  убийства.  Парижский  адвокат,
защитник Кабюша, также обращал на себя всеобщее  внимание.  На  скамьях  для
присяжных сидели рядышком  двенадцать  руанцев,  тупые  и  глубокомысленные,
затянутые в черные сюртуки. Когда вошел суд, среди вставшей с  мест  публики
произошла ужасная давка, и председатель вынужден был тотчас  же  пригрозить,
что  прикажет  очистить  зал  заседания.
Быстрый переход