– Думаешь, она отправилась в Нью-Йорк?

– Хозяйку зовут Энн. Она раньше работала в полиции. – Голос Джо задрожал. – Не знаю, не знаю. Мне так страшно, когда она вдруг исчезает. Она сейчас ничего не соображает.

– Тебя на днях должны выписать, – сказала я с улыбкой. – Куда бы ты хотела перебраться?

– Домой я не хочу. Вы ведь найдете ее, да?

– Поедем ко мне? – спросила я.

– Мои родители – неплохие люди, – пробормотала она, погружаясь в медикаментозный сон. – Они не понимают. Думают…

Она заснула, не договорив фразы, и я вышла из палаты. Родители Джо ждали за дверью. Вид у них был измученный.

– Как она? – спросил мистер Сандерс.

– Не очень хорошо. Миссис Сандерс заплакала.

– Вы вправе поступать так, как считаете нужным, – начала я, – но, запрещая Люси видеться с Джо, вы только вредите своей дочери.

Сандерсы молчали.

– Я – тетя Люси, – объяснила я.

– Мы хотели как лучше, – сказал мистер Сандерс.

– Джо это понимает, – ответила я. – Она любит вас.

Они не попрощались со мной, но по дороге к лифту я чувствовала на себе их взгляды. Вернувшись домой, я сразу же позвонила в бар «Рубифрут» и попросила к телефону Люси.

– Она не в форме, – сообщила Энн, – но сейчас позову.

– Я видела Джо, – сказала я Люси, когда та взяла трубку.

– О, – только и произнесла она.

Я поняла, что моя племянница пьяна.

– Люси! Приезжай домой.

– А дальше что?

– Дальше мы перевезем Джо из больницы ко мне, и ты будешь выхаживать ее. Ясно?

Сон не шел. В три часа ночи я села в постели и стала сочинять письмо Талли, комкая листы один за другим. Ни один из вариантов меня не устраивал. Я не ожидала, что буду так сильно скучать по нему. Меня это пугало.

Скомкав очередной лист бумаги, я посмотрела на телефон, высчитывая в уме, который теперь час в Лионе. Я представила, как Талли, в элегантном костюме, занимается делами, разговаривает с кем-то по телефону, сидит на совещании, напрочь забыв обо мне. Я вспомнила его мускулистое тело, подарившее мне столько наслаждения. Интересно, где он научился искусству любви?

После утренней летучки Роуз доложила, что меня хотел видеть Лэрри Познер.

– Не знаю, даст ли тебе это что-нибудь, – заявил Познер, когда я переступила порог его лаборатории. – Взгляни в микроскоп. Это диатомеи с твоего неопознанного трупа.

Я приникла к окуляру, рассматривая микроорганизмы. Одни напоминали формой лодки, другие – цепи, зигзаги, ущербную луну.

Познер заменил предметное стекло.

– А это твой образец из Сены, – объяснил он. – Симбелла, мелозира, навикула, фрагилария. Самые обычные виды. Все пресноводные. Но интересно процентное соотношение данных видов. Пятьдесят один процент – мелозиры, пятнадцать – фрагиларии. Я не стал бы докучать тебе такими подробностями, но это соотношение наблюдается в обеих пробах. Я даже назвал бы пробы идентичными. Между тем в двух местах, отдаленных одно от другого всего на какие-нибудь три-четыре десятка метров, флора может различаться самым кардинальным образом.

Я с содроганием вспомнила берег острова Сен-Луи и рассказы о голом мужчине, купающемся под покровом темноты возле особняка Шандонов.

– Если это диатомеи с его одежды, значит, после купания в Сене он не принимает душ.