|
А Бопарк, прелестный Бопарк, как в нем удобно жить зимой! Вам невольно позавидуешь – такой популярностью вы пользуетесь в окрестности. Возвращайтесь ка домой! Возвращайтесь! Я встал и взялся за шляпу. Она потрепала меня по плечу. Я готов был задушить ее в эту минуту. А между тем она была права. – Вы извинитесь за меня перед Стеллой? – спросил я. – Друг мой, я сделаю больше, я буду воспевать вас, как говорят поэты. В неудержимой радости, что ей удалось справиться со мной, она начала говорить самые несуразные вещи. – Я люблю вас как мать, – уверяла она меня, прощаясь, – и почти готова поцеловать вас. Но на всем лице мистрис Эйрикорт не было ни одного местечка неподкрашенного, ненапудренного, я не поддался искушению и отворил дверь. Уходя, я не мог удержаться, чтобы не высказать одну, последнюю просьбу: – Дайте мне знать, когда получите вести из Рима, – сказал я. – С большим удовольствием, – весело ответила мистрис Эйрикорт. – Прощайте, друг мой, прощайте! Я пишу это в то время, когда слуга укладывает мой чемодан. Странник знает, что это значит. Во всяком случае собака рада, что уезжает из Лондона. Я думаю, не нанять ли мне яхту и не отправиться ли в кругосветное плавание? Лучше было бы никогда мне не видеть Стеллу! Вторая выписка Бопарк, 10 февраля. Наконец пришло письмо от мистрис Эйрикорт. Ромейн даже не прочитал его, оно было возвращено ей отцом Бенвелем. Мистрис Эйрикорт, конечно, разозлилась. В унижении, перенесенном ею, ее утешает только то, что дочь ничего не знает о всей этой истории. Она просит меня – совершенно без нужды – хранить секрет, и посылает мне копию с письма отца Бенвеля: «Милостивая государыня, мистер Ромейн не может читать ничего, что отвлекает его внимание от приготовлений к принятию священнического сана и что вызывает воспоминание о заблуждениях, от которых он отрешился навеки. При получении письма мистер Ромейн, как обычно, посмотрел сначала на адрес, а затем передал мне ваше письмо, не прочтя, и просил переслать его вам обратно. Тотчас же в его присутствии оно было переложено мною в другой конверт и запечатано. Ни он, ни я не знаем и не желаем знать, о чем вы писали ему. Мы покорнейше просим вас не беспокоить нас более своими письмами». Дело действительно плохо, но то, что меня касается, имеет и хорошие стороны. Мои недостойные сомнения и зависть являются мне в еще худшем свете, чем прежде. Как ревностно я защищал отца Бенвеля! И как он обманул меня! Доживу ли я до того времени, когда иезуит попадется в свои собственные сети! 11 февраля. Вчера мне было грустно, что я не получил известия от Стеллы. Сегодня утром я был вознагражден: получил от нее письмо. Она нездорова и не знает, что делать с матерью. По временам оскорбленная мистрис Эйрикорт побуждает ее принять крайние меры, она желает поставить свою дочь под защиту закона и добиться восстановления ее супружеских прав или развода. Но временами она совершенно падает духом и объявляет, что не может при ужасном положении Стеллы встречаться с обществом и советует немедленно уехать в какой нибудь городок на материке, где можно жить дешево. Стелла не только согласна, но рада принять это последнее предложение. Она доказывает это, обращаясь в приписке за советом ко мне, без сомнения, вспоминая счастливые дни, когда я ухаживал за ней в Париже и нас посещали в отеле мои многочисленные иностранные знакомые. Эта приписка к письму дала мне предлог, которого я искал. Я прекрасно знал, что лучше бы мне вовсе не встречаться с ней, а между тем с первым же поездом поехал в Лондон с единственной целью увидеть ее. Лондон, 12 февраля. Я застал мать и дочь в гостиной. Это был один из дней, когда мистрис Эйрикорт упала духом. Взглянула меня, она попыталась придать своим маленьким глазкам выражение трагического упрека, покачала своей крашеной головой и сказала: – О, Винтерфильд, я не ожидала от вас этого! Стелла, принеси мне флакон. |
