А грузовичок по-прежнему продолжал совершать ночные рейсы. Рослые парни разгружали машину, вносили в дом, а оттуда забирали другой груз.

5

Лесок, окружающий церковь святого Гильома, напоминает многие живописные уголки на равнине Мусасино. Жизнь в церкви начинается очень рано: летом — едва забрезжит рассвет и первые лучи солнца осветят крест, а зимой — когда совсем рассветает.

Кельи священнослужителей находятся на втором этаже. Они расположены по обе стороны коридора. В половине шестого все встают.

— Слава Иисусу Христу!

— Иисус, Мария и святой Иосиф, этот день и всю жизнь свою вам вручаю…

Встав у кроватей, все шепчут молитву. В шесть часов начинается утренняя месса.

После мессы священники идут завтракать. Трапезная находится возле храма. Перед трапезой и после нее скороговоркой читается молитва.

После завтрака каждый занимается своим делом. Фердинанд Мартини — глава миссии — читает донесения о работе миссионерских школ и церквей, находящихся в его подчинении, и тут же отдает письменные указания. Отец Билье идет к Ясуко переводить библию или наносит визиты светским дамам, которых он старается вовлечь в члены ордена святого Василия. Здесь он особенно усердствует — японские светские дамы ему нужны для укрепления положения ордена.

Отец Маркони, ведающий финансами, идет в бухгалтерию, отец Писано — в церковную типографию, отец Амье и отец Бруманте направляются в церковную школу. Одним словом, все дела распределены, и священники так заняты всю неделю, за исключением воскресенья.

Особенно загружен день у Мартини. Его кабинет часто посещают священники из других церквей, находящихся в Токио. Наиболее часто посещает его отец Городи из церкви, что на улице Сибуя.

Эта церковь издает многочисленные брошюры для распространения учения ордена. У нее много заказов. Печатниками там работают четыре японца. Типография находится рядом с церковью. Типографские рабочие все, как правило, христиане.

Кото, например, работает в церковной типографии уже больше года. Он убежденный христианин. На прежнем месте его заработок был гораздо больше, но он все же перешел в церковную типографию, чтобы приносить церкви посильную пользу.

Однако святые отцы не проявляли ни добродушия, ни благожелательства к японским рабочим. Священники, которые в церкви во время службы были так добры и приветливы, в типографии становились неузнаваемы — мрачные и молчаливые, свысока смотрели они на наемных японских рабочих.

Кото уже начал подумывать, что доброта и благожелательность их притворны, на самом деле они совсем другие. Уж очень они придирались к японским рабочим. Когда рабочие делали что-нибудь не так, святые отцы презрительно сплевывали восклицая: «Santa расе!», или: «Mamma mia!»

Кото, не знавший ни одного итальянского слова, как-то спросил, что значат эти восклицания, у Ямагути, уже давно работающего в типографии механиком.

— Это значит: «Мир святой!» и «Мама моя!», — с улыбкой сказал Ямагути.

— Так это неплохие слова!

— Дурень! У них это все равно, что «сукин сын». — И Ямагути расхохотался, глядя на изумленного Кото.

Кото каждое утро приходилось выслушивать эти восклицания. Однажды он проходил мимо склада церкви святого Гильома. Двери склада были открыты, и он невольно заглянул внутрь. Ему показалось, что в мешках, сложенных штабелями до самого потолка, лежит сахар, и он невольно задержал на них свой взгляд. И тогда к дверям склада с красным от раздражения лицом и сжатыми кулаками подскочил отец Городи:

— О, mamma mia! Прочь отсюда! — Последние слова он крикнул на японском языке.