– Был еще кто‑то. Кто‑то важный.
Едва услышав это, Дэмьен почувствовал, что его охватывает волнение; как же трудно было не обрушить на девочку новые вопросы, а дождаться, вместо этого, пока она не вспомнит сама.
– Сильный и по‑настоящему важный. Как бывают важны мужчины у ракхов, а женщины такими важными быть не могут.
– Самец‑Альфа, – заметил Таррант.
Хессет бросила на него убийственный взгляд.
– Самец‑Прима!
Именно так именуют себя сами ракхи, в отличие от названий, придуманных для них зоологами и антропологами из племен людей. И она права, подумал Дэмьен. Существа, способные преодолевать врожденные инстинкты, заслуживают большего, чем терминология, почерпнутая у кинологов.
– Мне кажется… его имя начиналось на Ката… Катас… Катасах! – Ее кулачки разжались, когда она наконец вспомнила. – Да, вот оно! Катасах.
– Самец‑Прима, – мягко произнес Дэмьен.
– Что означает, что ему подчиняются остальные.
– Что означает, что остальные могут подчиняться ему, – уточнила Хессет.
– Расскажи нам о Катасахе, – попросил Дэмьен.
Девочка замешкалась с ответом.
– Отец рассказывал, что он высокий, сильный и драчливый. Но у ракхов все мужчины драчливы.
– Кто бы говорил!.. – прошипела Хессет.
– Он вел себя так, будто ему нравится Принц, и может, он ему на самом деле нравился, только моему отцу так не показалось. Ему показалось, что Принц вообще не нравится ракхам. Он еще сказал, что имейся у них хоть малейший шанс свергнуть Принца, ракхи непременно так бы и сделали.
– Включая этого Катасаха?
– Мне кажется, так, – подтвердила девочка. – Но отец не был уверен в этом на все сто процентов. Он сказал, что просто что‑то в этом роде почувствовал, но поговорить об этом ему было не с кем. Поэтому все так и осталось догадками.
За маленьким столом наступило молчание. Напряженное молчание, порожденное интенсивными размышлениями. Наконец Хессет произнесла то, что было у всех на уме:
– Для того чтобы связаться с ракхами, надо пройти сквозь Избытие.
– Вот именно, – пробормотал Дэмьен.
Подобная перспектива его не радовала.
– А что, разве мы так уж уверены в том, что они захотят вступить в союз с нами? – как‑то отстранение поинтересовался Таррант. – Воитель‑ракх, задумавший свергнуть властителя‑человека, едва ли захочет брать себе в союзники людей.
Дэмьен посмотрел на Хессет.
– Я же не человек, – фыркнула она.
– Я имел в виду…
– Вы забываете, почему я здесь нахожусь, – сказала Хессет. Голос ее звучал спокойно, но в глазах горела беспредельная ненависть. – Этот человек – этот Принц – превращает моих соплеменников в демонов. Хуже того: он превращает их в чудовищ, которые думают, будто они стали демонами, и поэтому охотятся и питаются как самые жалкие порождения Фэа. Дело доходит до того, что они действительно умирают, попав на солнце. – Она вдруг посмотрела на Йенсени: – А как воспринимают солнечный свет здешние ракхи? Что отец рассказывал тебе об этом?
На минуту девочка задумалась.
– Он рассказывал, что солнца они не любят. Но я не думаю, что оно им вредит. Во всяком случае, слишком вредит.
Хессет, прежде чем заговорить, что‑то невнятно прошипела:
– Вот именно. То, что на Западе уже закончено, здесь всего лишь наполовину начато. Возможно, труднее изменить нацию, насчитывающую сотню тысяч, чем племя всего в несколько десятков. Или, не исключено, тамошняя правительница просто была преисполнена большей решимостью и целеустремленностью. |