«При его поразительной осведомленности, – рассуждал Эрнсклиф сам с собой, – при его образе жизни, нескладной внешности и столь ярко выраженных человеконенавистнических взглядах нисколько не удивительно, что в народе считают, будто он знается с дьяволом».

Глава V

Весна не минет и скалы холодной,

Что стынет средь бесплодных горных круч.

Лишайник оживет и мох воскреснет

В рисе апрельской и в сиянье мая, ‑

Так сердце хладное растает вновь

От женских слез иль девичьей улыбки.

Бомонт

С приближением лета погода становилась все теплее, и отшельник все чаще выходил посидеть на широком плоском камне перед своим домом. И вот однажды около полудня по пустоши, на довольно большом расстоянии от его хижины, пронеслась кавалькада джентльменов и леди на конях с богатой сбруей и в сопровождении многочисленной свиты слуг. Тут были и собаки, и соколы и запасные лошади. Воздух то и дело оглашался возгласами охотников и звуками охотничьих рогов. При виде столь веселого сборища отшельник хотел было скрыться в своем жилище, как вдруг к хижине подскакали три молодые леди со своими слугами. Всадницы отделились от остальных и сделали круг, чтобы удовлетворить свое любопытство и посмотреть на Мудреца с Маклстоунской пустоши.

При виде столь необычного и безобразного существа одна из молодых женщин вскрикнула и закрыла лицо руками. Вторая истерически хихикнула, пытаясь этим скрыть охвативший ее ужас, и обратилась к отшельнику с просьбой предсказать ей будущее.

Как бы извиняясь за несдержанность своих подруг, вперед выступила третья. Она, бесспорно, превосходила всех и красотой, и одеждой, и убранством своего коня.

– Мы сбились с тропы на болоте, а наши спутники далеко опередили нас, – сказала она. – Когда мы заметили вас на пороге этой хижины, отец, мы повернули сюда, чтобы…

– Молчи! – прервал ее карлик. – Так молода – и уже так лжива! И ты сама знаешь, что явилась сюда насладиться сознанием своей молодости, богатства и красоты: оно доставляет особое удовольствие при виде старости, нищеты и уродства. Но чего можно ожидать от дочери твоего отца? О, как ты непохожа на свою мать!

– Так вы знаете моих родителей! А меня вы знаете?

– Знаю. Правда, наяву я вижу тебя впервые. Но я видел тебя во сне.

– Во сне?

– Да, во сне, Изабелла Вир. Когда я бодрствую, мои мысли меньше всего заняты тобой или твоими родными.

– Когда вы бодрствуете, сэр, – сказала одна из подруг мисс Вир как бы в насмешку серьезным тоном, – ваши мысли, несомненно, шествуют тропою мудрости. Глупость имеет возможность посещать вас только во сне.

– Зато тобой, – возразил карлик с раздражением, которого трудно было ожидать от философски настроенного отшельника, – глупость владеет безраздельно и во сне и наяву.

– Господи помилуй, – сказала та, – да он сущий прорицатель!

– Это так же верно, – продолжал отшельник, – как то, что ты женщина. Женщина! Вернее сказать – дама, знатная дама. Ты попросила предсказать твое будущее. Все просто в твоей судьбе: твоя жизнь – это непрерывная погоня за удовлетворением нелепых прихотей, сменяющих одна другую и тут же забываемых, погоня, которая началась с первыми твоими младенческими шагами и кончится, лишь когда ты состаришься и будешь ковылять на костылях. Любовь и прочие глупости юных лет пришли теперь на смену игрушкам и детским забавам, а в старости появятся карты и кости.