– Нет, как будто, – сказала Изабелла, – но что вы хотите мне посоветовать?

– Поезжайте немедленно, – продолжал Рэтклиф, – и падите в ноги этому необыкновенному человеку, который, пребывая в обстоятельствах, свидетельствующих, по всей видимости, о самой ужасающей нужде, обладает силой сказать решающее влияние на вашу судьбу. Гости и слуги пьянствуют, руководители восстания поглощены обсуждением своих изменнических планов, моя лошадь стоит оседланная в конюшне, я оседлаю еще одну для вас и встречу вас у садовой калитки. Пусть никакие сомнения в моем благоразумии или верности не помешают вам решиться на единственный шаг, который может избавить вас от ужасной судьбы, уготованной для супруги сэра Фредерика Лэнгли.

– Мистер Рэтклиф, – отвечала! мисс Вир, – вы всегда пользовались репутацией безукоризненно честного человека. Утопающий хватается за соломинку.

Я доверяюсь вам, я последую вашему совету, я выйду к садовой калитке…

Как только мистер Рэтклиф вышел, она заперла на засов входную дверь своей спальни и сошла в сад по потайной лесенке. По дороге она уже раскаивалась, что согласилась на этот сумасбродный и безнадежный план. Но, спускаясь по лестнице мимо потайной двери, которая вела в часовню, она услышала голоса служанок, занятых там уборкой:

– Выйти замуж! За такого дрянного человека!

Господи! Все, что угодно, только не это.

– Они правы, они правы, – пробормотала мисс Вир, – все, что угодно, только не это!

Она поспешила в сад. Мистер Рэтклиф сдержал слово: оседланные лошади стояли у калитки, и через несколько минут путники уже скакали по направлению к избушке отшельника.

Пока дорога была ровной, быстрая езда мешала им разговаривать, но при крутом спуске, когда они вынуждены были пустить лошадей шагом, новая тревожная мысль пришла в голову мисс Вир.

– Мистер Рэтклиф, – сказала она, натянув поводья, – прекратим это путешествие, на которое я могла согласиться только под влиянием крайнего возбуждения. Я очень хорошо знаю, что среди простонародья об этом человеке говорят, будто он наделен сверхъестественной властью и якшается с нечистой силой. Знайте же, что, во‑первых, я не придаю никакого значения всем этим глупостям, а во‑вторых, если бы я им и верила, мои религиозные убеждения не позволили бы мне обратиться к нему за помощью.

– Казалось бы, мисс Вир, – молвил в ответ Рэтклиф, – мой характер и мои убеждения вам отлично известны. Не можете же вы предполагать, что я верю во всю эту чепуху?

– Какие же другие возможности помочь мне, – недоумевала Изабелла,

– могут быть у человека, который сам несчастней всех на свете?

– Мисс Вир, – сказал Рэтклиф, помолчав с минуту, – я связан обетом молчания. Не настаивайте на дальнейших объяснениях и удовлетворитесь моим заверением в том, что он действительно располагает такими возможностями. Надо только убедить его захотеть ими воспользоваться, и я нисколько не сомневаюсь, что вам это удастся.

– Мистер Рэтклиф, – возразила мисс Вир, – ведь вы и сами можете заблуждаться, а от меня ждете безграничного доверия.

– Вспомните, мисс Вир, – ответил он, – когда, побуждаемые добротой, вы попросили меня заступиться перед вашим отцом за Хэзуэлла и его разоренную семью, когда вы попросили меня добиться того, чтобы ваш отец сделал нечто совершенно несвойственное его натуре, а именно – простил обиду и отменил наказание, – я поставил вам условие, чтобы вы не задавали мне вопросов об источнике моего влияния. Вам не пришлось раскаиваться, что вы доверились мне тогда.