— Это муж убитой женщины, Тиэ, — пояснил Хирата Сано.

Подойдя к плотнику, Сано уловил сильный запах спиртного: Дзиро был пьян.

— Почему вы напали на священников и монахинь? — спросил он.

— Они забрали мою жену, — пробормотал Дзиро. — И убили.

— А вы трое что же? — спросил Хирата остальных пленников.

— Черный Лотос и мою жену забрал!

— И нашего сына!

— И мою дочь!

Слово за слово выяснилось, что вражда по отношению к секте зрела в этих местах давно и вспышка Дзиро только ускорила неизбежное.

— Ваши беды понятны, но вы не должны были устраивать самосуд, — отчитал их Сано.

— Дзиро-сан, смерть твоей жены будет отомщена, — пообещал Хирата, — как только мы найдем виновника.

Сано считал, что уже сделал это. Арестуй он Хару раньше, ее бы уже казнили и бунта бы, возможно, не произошло. Так что часть ответственности за учиненное насилие он брал на себя. Между тем его уверенность в вине Хару снова была поколеблена. Народная ненависть к Черному Лотосу предполагала, что секта действительно могла быть замешана в убийствах и поджогах, а также в похищениях и пытках людей. Сано впервые задумался, не была ли Рэйко права. Доклад министра Фугатами требовалось выслушать — не столько в угоду жене, сколько потому, что он мог изменить ход расследования. Однако до собрания еще оставалось несколько часов, а пока он должен был исправить ошибки, допущенные из-за собственной нерасторопности.

— Идемте, поможем остановить бунт, — сказан он Хирате и сыщикам.

К тому времени, когда мятеж был подавлен, а Сано добрался до замка Эдо, заседание совета старейшин уже началось. Сано вошел в кабинет и увидел пятерых чиновников, сидящих на возвышении, и их секретарей за столиками у окна.

— Прошу простить меня за опоздание, — произнес он, опустился на колени у парапета и поклонился.

— Это закрытое совещание, и ваше присутствие не оговорено, — нахмурившись, сказал глава совета Макино, сидящий посередине. — Зачем вы пришли?

— Меня пригласил достопочтенный министр святилищ и храмов, — ответил Сано.

Должно быть, Фугатами не подумал оповестить старейшин, и те решили, что он самовольно явился на заседание. Он уже сожалел о вопиющей бестактности, которую нечаянно допустил. Где сам министр? В его душе росла досада на Фугатами и на Рэйко, втянувшую его в эту неприятность.

— Стало быть, вы с министром теперь заодно? — На высохшем лице Макино появилась гримаса презрения. Остальные старейшины выглядели озабоченными.

— Он возможный свидетель по делу, которое я веду, — пояснил Сано. Как он и боялся, его приход истолковали как знак союзничества с человеком шаткого положения — промах, который Макино готовился использовать против него. — Я пришел выслушать его доклад о Черном Лотосе.

— Значит ли это, что вы выступите на его стороне против секты? — спросил старейшина Огами Каору, обычно поддерживавший Сано. Сегодня он держался холодно, словно надеясь, что все забудут об их товариществе.

— Отнюдь, — возразил Сано, с грустью убеждаясь, что его имя уже связывают с Фугатами, а подобные узы в бакуфу не так-то легко рвутся, как кажется Огами. — Я лишь хочу получить сведения, которые могут пригодиться в расследовании.

— Что ж, боюсь, вас ждет разочарование, — сказал Макино. — Министр Фугатами, ради коего мы здесь собрались, не явился.

Сано опешил. Пропуск заседания совета старейшин считался серьезным нарушением этикета и оскорблением приличий.