— Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Я ничего такого не делала, — понурившись, проговорила Хару вполголоса, но вполне внятно.
— Объясни, чего именно ты не делала, — сказал Уэда.
— Не убивала господина Ояму.
— А что насчет женщины и ребенка?
— Их я тоже не трогала, — ответила Хару, и Рэйко увидела, что она трепещет от страха.
— Ты подожгла хижину? — задал вопрос судья.
— Нет, господин.
Судью, похоже, не тронула болезненная сосредоточенность Хару.
— Против тебя слишком много улик, — строго сказал он, — и тебе придется их опровергнуть, чтобы доказать свою невиновность. Начнем с гибели твоего мужа. Это ты подожгла его дом?
— Нет, господин. — Хару всхлипнула, роняя слезы.
Рэйко видела, как Сано неодобрительно поджал губы, в то время как ее отец оставался непоколебим.
— Ходила ли ты к хижине в ночь перед пожаром? — спросил он.
— Нет, господин.
— Тогда как вышло, что тебя там нашли?
— Не знаю.
— Что ты делала накануне?
— Не помню.
Рэйко слушала, расстраиваясь все больше. Похоже, Хару затянула старую песню, которой когда-то не поверил Сано и едва ли поверят в суде. Сейчас она была убеждена как никогда, что Хару скрывает правду о преступлениях. Как бы ей хотелось, чтобы она одумалась и не потеряла последний шанс оправдать себя из-за боязни раскрыть чью-то тайну!
Судья Уэда пристально посмотрел на нее.
— Если ты ждешь, что я поверю твоим словам, объясни, каким образом ты очутилась у хижины, где в ту ночь погибли трое!
Хару съежилась и тряхнула головой. Рэйко наблюдала за ней в испуге и недоумении. Должна же она представлять, как жалки ее ответы! Неужели она скрывает нечто такое, что выдаст ее с головой?
— Это все, что ты можешь сказать? — спросил судья.
— Я не знаю, как попала туда, — пробормотала Хару. — Я не поджигала… и никого не убивала.
Уэда нахмурился, явно сопоставляя услышанное от обеих сторон. Сердце у Рэйко чуть не выскакивало из груди — она надеялась, что отец заметит недостаток обвинительных улик, и вместе с тем боялась, что Хару не заслуживает оправдания.
Наконец судья произнес:
— Готовьтесь услышать мое решение.
«И обжалованию оно не подлежит, — спохватилась Рэйко, — даже если справедливость не восторжествует». Она вдруг поняла, что не может просто сидеть и смотреть.
— Прошу прощения! — выпалила Рэйко.
Все так и застыли, не веря своим глазам: женщина… прерывает заседание суда! Рэйко же, никогда не выступавшая перед собранием, растерялась.
— Что такое? — Судя по ледяным нотам в голосе судьи, только очень веская причина могла оправдать подобную вольность.
Увидев, с каким ужасом смотрит на нее Сано, Рэйко поняла, что вот-вот уничтожит последнюю надежду на примирение. Муж будет вправе расторгнуть их брак и забрать сына. Ее боевой дух почти иссяк, но тут она представила, что будет, если все пустить на самотек. Хару казнят, Черный Лотос продолжит кровопролитие, а Сано обвинят в том, что он, изменив долгу, не сумел защитить народ. Сёгун приговорит его к казни — по обыкновению, вместе с семьей и ближайшими соратниками. Не выступи она сейчас — все пропало, всему конец.
Рэйко собралась с силами и сказала:
— Я хотела бы выступить в защиту обвиняемой. Избитое лицо Хару тут же озарилось радостью, словно в предчувствии избавления.
— Господин судья, неприглашенные свидетели не предусмотрены уставом, — поспешил вставить Сано. |