У Рэйко онемело лицо, словно град потрясений уничтожил в нем всякую чувствительность и оно не могло выразить даже доли ее терзаний.

— Об этом надо было рассказать вчера, когда я спрашивала тебя о жизни в храме и о тех, кто мог желать тебе зла, — сказала она. — Ты меня обманула.

— Да нет же! — воскликнула Хару. Должно быть, она перехватила недоверчивый взгляд Рэйко, так как поспешила объяснить: — То есть теперь я другая. Все мои выходки — в прошлом. Первосвященник Анраку разъяснил мне, в чем я заблуждалась. — Ее глаза лучились той же радостью, что и вчера, когда она упомянула о своем верховном наставнике. — Он учил, что я должна освободиться от мирских желаний и следовать пути Черного Лотоса — через страдание уподобиться Будде. С тех пор я исправилась. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы искупить свои прегрешения и доказать, что я могу быть хорошей монахиней.

Рэйко отчасти была готова извинить поведение Хару ее сиротством и тяжестью приспособления к монастырскому укладу жизни, была готова забыть о трудном этапе в жизни девочки. Тем не менее ее огорчило, что Хару сокрыла от нее важные сведения. Она досадовала и на себя — за то, что слишком рано отмела возможность обмана. Не то настоятельница с доктором сочли излишним упоминать о перемене к лучшему в характере Хару, не то Хару особенно и не менялась. — Простите, — произнесла девушка с дрожью в голосе. В глазах ее стояли слезы. — Я должна была все рассказать.

Уверенность Рэйко в своих силах, и до того шаткая, рушилась на глазах. Возможно, перерыв в сыскной работе сказался на беспристрастности ее суждений, и будет лучше прекратить дознание, как ни претила ей эта идея. Она резко встала и подошла к окну. Созерцая неясные очертания зданий, полускрытых дождем, Рэйко собиралась с мыслями. Прежде чем признаваться Сано в ошибке, ее следует исправить, иначе он с полным правом может запретить ей участвовать в расследовании.

Она обернулась к Хару, которая съежилась на полу и следила за ней с тревогой.

— Расскажи о начальнике Ояме, — приказала Рэйко.

Хару затрясла головой:

— Я не… — И тут же осеклась под строгим взглядом собеседницы.

— Если хочешь, чтобы я тебе помогла, придется сказать правду. Начнем заново: ты знала Ояму?

Глубоко и судорожно охнув, Хару потупилась и кивнула.

— Я познакомилась с ним этим летом, — ответила она. — Как-то он увидел меня за работой и подошел. Говорит, а сам все разглядывает. Мне стало неудобно, но как от него отделаться? Он пожертвовал храму кучу денег, так что волей-неволей приходилось соблюдать вежливость. Поэтому, когда он однажды попросил меня прийти ночью в хижину, я так и сделала.

Рэйко забеспокоилась. Не случилось ли это накануне пожара, а не месяц назад?

— Когда я пришла, — продолжила Хару, — он ждал меня в комнате с зажженными светильниками и разложенным футоном. Велел мне сесть, предложил выпить саке из кувшина на столике. Я сказала: «Спасибо, не надо», — и он выпил все сам. Затем стал раздеваться. Я отвернулась и говорю: «Наверное, мне пора назад», а он: «Не сейчас». И полез меня трогать. Я умоляла его отпустить меня, но он порвал на мне одежду и навалился всей тушей. Я сопротивлялась, как могла, но где мне было его одолеть… Так он и… и… — Хару стиснула колени и скрестила на груди руки, словно обороняясь.

Рэйко вздрогнула, живо проникшись болью и ужасом девушки.