— Я уполномочена расследовать недавний пожар. В какой должности вы состоите?
— Я заместитель первосвященника Анраку и его старший помощник в делах внутренней безопасности.
Рэйко показалось странным, что буддийский храм действует по военному образцу, а также имеет штат охранников. Не связано ли это как-нибудь с подземным строительством, узниками и тайными замыслами?
— Вы были самураем? — спросила Рэйко, попробовав связать воедино его шрамы, фигуру и высокомерие.
— Да.
— Кому вы служили?
— Мой род предан властителю Мацудайре, даймё провинции Этиго.
— Что вы здесь делали с Хару? — Рэйко повела рукой в сторону сироты, которая съежилась у каменной глыбы, кусая ногти.
Кумасиро окинул Хару презрительным взглядом.
— Допрашивал ее о пожаре.
— Сёгун поручил моему мужу вести следствие по этому делу, — произнесла Рэйко, подавляя гнев. Кроме того, что Кумасиро, несомненно, принадлежал к типу мужчин, не считающих женщин за людей, Рэйко ощущала в нем безграничную ненависть к ее полу. — У вас нет права вмешиваться.
— Я слежу за порядком в Черном Лотосе, — ответил Кумасиро, — стало быть, все, кто покушается на его членов или собственность, имеют дело со мной. — Он жутковато осклабился, показав неровные зубы. — Вы избавите мужа от многих хлопот, если уйдете и оставите Хару мне. У меня она живо сознается, а сёсакан-сама получит того, кого искал.
«Вот и еще один, готовый свалить все на Хару».
— Откуда вы знаете, что Хару виновна? — спросила его Рэйко. — Где были вы в момент совершения убийств?
В глазах Кумасиро промелькнуло удивление — священник явно угадал ее намерение представить его главным подозреваемым.
— После заката я, как обычно, осматривал храмовую территорию, а остальную часть ночи провел у себя в помещении. Мои помощники подтвердят это — они постоянно со мной.
«Очередное сомнительное алиби, которое нельзя опровергнуть», — уныло подумала Рэйко.
— Хару призналась, что выходила из приюта на встречу с начальником Оямой, — продолжал Кумасиро с вызовом. — А еще призналась, что они были любовниками, а тот дом выбрали местом своих порочных игрищ.
Для Рэйко его слова были как удар в живот. Даже если Кумасиро вынудил Хару сделать такое признание, рассказ сына Оямы о ее связи с убитым подтверждал эту версию.
— Это правда? — обратилась к ней Рэйко, предчувствуя недоброе, — Ты встречалась с Оямой в доме, где он погиб?
Девушка уронила голову. Ее неподвижная, безмолвная фигура с лицом, скрытым за длинными прядями волос, казалась живым воплощением вины. У Рэйко похолодело в груди.
— Она захотела стать женой могущественного чиновника, потому и соблазнила Ояму, — сказал Кумасиро. — А когда выяснила, что у него и в мыслях не было жениться на ней, со злости прикончила.
Перед глазами Рэйко предстала Хару, гневно плюющая Ояме под ноги. Картина была столь же реальной, как если бы она присутствовала при описанной Дзинсаем сцене. Ей тотчас вспомнилось, как настоятельница обвиняла Хару в совращении послушников. Так Ояма использовал Хару или же, наоборот, она потворствовала ему в собственных интересах, а потом, когда ее план провалился, пошла на убийство?
Рэйко пришел на ум бутон лотоса, раскрывающий лепесток за лепестком — то белый, то черный, и так до самого центра, где пряталась Хару. Каждая крупица сведений дополнялась или опровергалась следующими, в свете которых Хару выглядела то преступницей, то жертвой.
— Вы слишком уверены в своих словах, — заметила Рэйко священнику. |