После всех сегодняшних передряг и трудов, чувствовал я себя усталым и разбитым. Тошнота от сотрясения мозга почти прошла, но голова по-прежнему болела. Пользуясь спокойной ездой, я попытался расслабиться и отдохнуть.

    Однако, подремать в седле не удавалось. Как только у меня ослабевали поводья, лошадь с рыси переходила на шаг, и я пробуждался. Ефим ехал сзади меня, и разговаривать нам было неудобно. Да и говорить было особенно не о чем, у каждого хватало внутренних переживаний.

    По расчетам, мы должны были уже доехать до места встречи. Однако, моста все не было, и я начал волноваться, не сбились ли мы с пути.

    -  Мне кажется, мы заблудились, - сказал я.

    -  Нет, едем правильно, вон впереди мост, - ответил Ефим.

    Я, как ни всматривался, ничего не увидел,

    -  Ты уверен? - спросил я.

    -  Я ночью, - сказал он, - вижу как кошка.

    Мы остановились. На моих часах было ровно одиннадцать. До назначенного времени оставался час. Сначала нам нужно было проверить, нет ли засады, а потом самим подготовиться к встрече.

    -  Оставим лошадей около моста, - предложил я,

    -  Нельзя, - возразил кучер, - учуют чужих лошадей и заржут. Нужно отвести их подальше в лес.

    Спорить было не о чем, и мы в поводу повели своих коняг вглубь леса. Впереди двигался Ефим, я - почти вслепую следом.

    -  Вот тут ладно будет, - сказал кучер, останавливаясь.

    Мы привязали лошадей к деревьям, надели им на морды мешки с овсом и вернулись к дороге. Было холодно и сыро.

    Мы шли опушкой. Под ногами предательски хрустели сухие ветки. Ефим нес ружье с единственным заря-дом, у меня была только сабля.

    -  Ты когда-нибудь стрелял из ружья? - спросил я его.

    -  Доводилось, - ответил он. - Когда был жив Иван Иваныч, брал с собой на охоту.

    Я понял, что он говорит о покойном катином муже. Наконец мы вышли на дорогу. Начался мелкий осенний дождь. Не сговариваясь, мы начали не идти, а красться. Я увидел мост, только когда мы подошли к нему вплотную. Мы затаились, но никаких подозрительных звуков слышно не было.

    Я тронул Ефима за плечо и показал, куда идти. Он кивнул, и мы спустились к воде. Речка Уклейка мирно плескалась между опорных мостовых бревен. Внизу, около самой воды, рос густой кустарник. В лунную ночь здесь было не спрятаться, но теперь это было незлободневно.

    -  Холодно, - сказал я, невольно ежась.

    -  Мы к холоду привыкшие, - откликнулся Ефим. - Скоро, поди, приедут.

    Больше говорить было не о чем.

    Придумывать планы действий, пока ничего не известно, было глупо. Оставалось ждать развития событий и действовать по обстоятельствам. Так прошло минут двадцать.

    -  Едут, кажись! - тихо сказал кучер, вытягивая шею, чтобы лучше слышать.

    Действительно, к привычной тишине ночи и мерному плеску воды примешались какие-то новые звуки.

    -  Верховые, и не один, - опять сказал Ефим.

    Я пока ничего такого, чтобы определить, сколько человек едет и даже откуда, не слышал. Однако, через пару минут и сам различил чавканье копыт о грязь дороги.

    Конные приближались со стороны Уклеевска. Видимо, парикмахер оказался прав.