– Ладно, Рекс, допустим, ты действительно можешь договориться с темняками. Но предупреди меня, прежде чем что‑то предпринимать.

Он засмеялся.

– Думаешь, сможешь заставить меня передумать?

– Я никогда не стану этого делать, Рекс.

– Клянешься, Ковбойша? Ничего такого не сделаешь ни со мной, ни с кем‑то еще, если меня не будет рядом?

– Именно так.

Он взял ее за руку, и Мелисса позволила своему обещанию влиться в Рекса. Во что бы ни обращался ныне Рекс, какому бы безумному риску он ни намеревался подвергнуться, она никогда не попытается ни изменить, ни стереть какую‑либо из его мыслей…

Даже ради спасения его жизни.

Они пересекли дорогу, задержавшись ненадолго, чтобы взглянуть на трещину в тайном часе. Границы прорехи очерчивало алое мерцание. Разрыв уже стал размером с тракторную гусеницу, еще недавно, когда в него провалилась Касси, он был явно меньше, ведь ее бабушка, стоявшая всего в нескольких шагах, оставалась в обычном времени. Листья двух деревьев, захваченных разрывом, медленно опадали.

Рекс шагнул в трещину, поднял лист, отпустил его – и лист медленно опустился на землю.

– Здесь как‑то по‑другому себя ощущаешь.

– Может, трещина растет все время? И сейчас тоже?

Рекс покачал головой.

– Нет, только во время затмения, так Десс говорила. Это вроде линии разлома, которая меняется во время землетрясения.

Мелисса потащила его прочь от трещины. Вся эта история с разрывом времен была ей не по нутру. Меньше всего на свете ей хотелось обнаружить в тайном часе многоголосый гул раздраженных и испуганных мыслей.

– Идем.

Дом Касси Флиндерс оказался старым сборным домиком, вонзившим зубы бетонного фундамента глубоко в соленую почву, чтобы лучше сопротивляться оклахомским ветрам. Хозяева уже приготовились к Хэллоуину – на двери висели ухмыляющийся картонный скелет, кости которого болтались на проволочках, и черно‑оранжевые флажки, сейчас мерцавшие синевой.

Рекс на мгновение уставился на скелет.

– Что, твой старый приятель? – спросила Мелисса.

– Вряд ли. – Он толкнул застекленную наружную дверь, и та громко взвизгнула. Деревянная дверь за ней оказалась не заперта. Рекс улыбнулся. – Ох уж эти деревенские!

Они вошли в дом, залитый синевой, расшатанные доски пола негромко поскрипывали под их ногами. Интересно, подумалось Мелиссе, а вдруг половицы останутся прогнувшимися до конца тайного часа и встанут на место все разом, когда тайное время кончится? Тогда сразу после полуночи в доме раздастся громкий скрип или треск. Летун часто задается подобными вопросами. Надо будет спросить у него… если отношения с остальными когда‑нибудь наладятся.

У кухонного стола сидела пожилая женщина, перед ней стояла тарелка с какой‑то синей пакостью. Взгляд старухи был устремлен в пустой экран телевизора. Мелисса старательно обошла женщину и облако дыма, поднимавшегося от сигареты в ее руке.

Комната Касси оказалась угловой, и ее дверь была сплошь оклеена рисунками и увешана всякой хэллоуиновской дребеденью. Рекс показал на черную кошку:

– Надо же, даже после прошлой ночи она это не сняла.

– Кошки! – фыркнула Мелисса. – Самодовольные, эгоистичные маленькие твари… Кроме твоего кота, конечно, – спохватившись, добавила она.

– Самодовольство Дагерротипчика лишь прибавляет ему обаяния.

Рекс распахнул дверь.

Комната совсем не была похожа на обиталище тринадцатилетней девочки: никаких постеров с мальчуковыми поп‑группами, никаких кукол. На стенах, как и на двери, висели рисунки: сделанные цветными карандашами пейзажи Дженкса, панорамы Биксби, написанные маслом буровые вышки.