– Почему решили? – напрягся я.

– А мы атамана этого восстания Тиунова знали как облупленного. После разгрома нижнереченского собрания «Крестьянской вольницы» он затаился, и вытащить его из берлоги виделось незаурядной задачей. Но кто-то из города приезжал к нему. И сообщил, что скоро ОГПУ всех оставшихся на свободе функционеров брать придет. И, если хочет жить, надо бить на опережение. Но не это главное. Ему еще что-то такое сказали, что он отказать не смог.

– Кто приезжал? – резко спросил я.

– Не знаю. Работайте. Ищите. Может, найдете. Если успеете, пока вам всем головы не снесут. – На этот раз эсер рассмеялся от души и долго не мог остановиться, потому что смех был истерический…

Глава 15

Утром нас погнали на зачетные стрельбы в тир постпредства. Стреляли мы редко. Служебная рутина затягивала так, что всем было не до боевой подготовки. Но за зачетными стрельбами начальство следило строго.

По доброй старой традиции, как самого молодого в отделе, меня поставили в конец очереди. Так что, когда я вышел на огневой рубеж и рассмотрел маячившую в конце длинного помещения тира освещенную черную мишень, все уже отстрелялись.

Необходимо отметить, что, за редким исключением, стреляли мои коллеги, мягко сказать, неважно. И наш старший инструктор по боевой подготовке с каким-то искренним садистским удовольствием ставил двойки в ведомости, язвительно бросая, что с такими навыками на войне нам делать нечего. Но ведь у нас и так война. Незримая. Каждый день, год за годом. Только на ней одни в штабах отсиживаются, а другие на окопы противника с криком «Ура!» кидаются.

Большинство старых сотрудников нашего отдела давно приняли на вооружение сомнительную поговорку, что главное оружие уполномоченного ОГПУ – это авторучка. Ну в крайнем случае, пишущая машинка. И овладели они этим чудо-оружием в совершенстве. При этом как-то справно у них все получалось. Результаты давали постоянно. Врагов изобличали и задерживали. Но только вот давно забыли, как это – лезть вперед под пули, утеряли ощущение, когда от твердости твоей руки зависит победа и жизнь. Вперед на пулемет старшие товарищи не стремились, всегда находились для этого специально обученные люди. Один я, отличник боевой и политической подготовки РККА в недавнем прошлом, исправно бросался под свинцовый дождь, как пьяница на пивной ларек. Месяца не проходило у меня без приличного мордобоя или хорошей стрельбы. В меня столько на Гражданской войне не стреляли, сколько на чекистской службе.

Нет, пора остепеняться. Больше писать бумажки, меньше палить из револьвера. И учиться виртуозно владеть авторучкой, в крайнем случае ей ведь при определенной сноровке врага насквозь проткнуть можно. В общем, задача мне на ближайшее время – научиться не вылезать из кабинета иначе как на явочную квартиру, чтобы принять агентурное сообщение. И писать, давать указания, анализировать… Хотя нет, не выйдет. Потому как судьбинушка у меня другая. И все следует за мной по пятам, мечется вокруг, летает около уха предназначенная мне пуля и никак не может найти свою цель. И не спрятаться мне за бумагами. Потому что война – это мое естественное состояние. А грохот выстрелов – это моя самая знакомая музыка, где каждая нота пережита.

– Вот же раздолбаи, – послышался возмущенный голос. – Всех на полигон на неделю сошлю! Стрелки шервудские, растудыть их!

Это возмущенно рокотал Раскатов, только что зашедший в тир. Потом он сам встал на соседнюю линию огня и кивнул мне:

– Ну хоть с тобой посоревнуемся, Сашок.

На тумбочках перед нами лежали два «вальтера», рядом – обоймы и патроны россыпью.

– Заряжай, – послышался окрик инструктора.