И, чтобы подкрепить эту
надежду, показал ей черный тюльпан. А так как ее любовник, желая отвлечь
внимание от заговора, который он замышлял, занимался в Дордрехте разведением
тюльпанов, то они вдвоем и задумали погубить меня. За день до того, как
тюльпан должен был распуститься, он был похищен у меня этой девушкой и
унесен в ее комнату, откуда я имел счастье взять его обратно, в то время как
она имела дерзость отправить нарочного к членам общества цветоводов с
известием, что она вырастила большой черный тюльпан. Но это не изменило ее
поведения. По всей вероятности, за те несколько часов, когда у нее находился
тюльпан, она его кому-нибудь показывала, на кого она и сошлется, как на
свидетеля. Но, к счастью, монсеньер, теперь вы предупреждены против этой
интриганки и ее свидетелей.
-- О, боже мой, боже мой, какой негодяй! -- простонала рыдающая Роза,
бросаясь к ногам штатгальтера, который, хотя и считал ее виновной, все же
сжалился над нею.
-- Вы очень плохо поступили, девушка, -- сказал он, -- и ваш
возлюбленный будет наказан за дурное влияние на вас. Вы еще так молоды, у
вас такой невинный вид, и мне хочется думать, что все зло происходит от
него, а не от вас.
-- Монсерьер, монсерьер, -- воскликнула Роза, -- Корнелиус не виновен!
Вильгельм сделал движение.
-- Не виновен в том, что натолкнул вас на это дело? Вы это хотите
сказать, не так ли?
-- Я хочу сказать, монсерьер, что Корнелиус во втором преступлении,
которое ему приписывают, так же не виновен, как и в первом.
-- В первом? А вы знаете, какое это было преступление? Вы знаете, в чем
он был обвинен и уличен? В том, что он, как сообщник Корнеля де Витта,
прятал у себя переписку великого пенсионария с маркизом Лувуа.
-- И что же, монсерьер, -- он не знал, что хранил у себя эту переписку,
он об этом совершенно не знал! Он сказал бы мне это! Разве мог этот человек,
с таким чистым сердцем, иметь какую-нибудь тайну, которую бы он скрыл от
меня? Нет, нет, монсеньер, я повторяю, даже если я навлеку этим на себя ваш
гнев, что Корнелиус невиновен в первом преступлении так же, как и во втором,
и во втором так же, как в первом. Ах, если бы вы только знали, монсеньер,
моего Корнелиуса!
-- Один из Виттов! -- воскликнул Бокстель. -- Монсеньер его слишком
хорошо знает, раз он однажды уже помиловал его.
-- Тише, -- сказал принц, -- все эти государственные дела, как я уже
сказал, совершенно не должны касаться общества цветоводов города Гаарлема.
Затем он сказал, нахмуря брови:
-- Что касается черного тюльпана, господин Бокстель, то будьте покойны,
мы поступим по справедливости.
Бокстель с переполненным радостью сердцем поклонился, и председатель
поздравил его.
-- Вы же, молодая девушка, -- продолжал Вильгельм Оранский, -- вы чуть
было не совершили преступления; вас я не накажу за это, но истинный виновник
поплатится за вас обоих. |