|
Человек с его именем может быть заговорщиком, даже предателем... но он не должен воровать. -- Воровать! -- воскликнула Роза. -- Воровать?! Он, Корнелиус! О, монсеньер, будьте осторожны! Ведь он умер бы, если бы слышал ваши слова! Ведь ваши слова убили бы его вернее, чем меч палача на Бюйтенгофской площади. Если говорить о краже, монсеньер, то, клянусь вам, ее совершил вот этот человек. -- Докажите, -- сказал холодно Бокстель. -- Хорошо, я докажу, -- твердо заявила фрисландка. Затем, повернувшись к Бокстелю, она спросила: -- Тюльпан принадлежал вам? -- Да. -- Сколько у него было луковичек? Бокстель колебался один момент, но потом он сообразил, что девушка не задала бы этого вопроса, если бы имелись только те две известные ему луковички. -- Три, -- сказал он. -- Что сталось с этими луковичками? -- спросила Роза. -- Что с ними сталось? Одна не удалась, из другой вырос черный тюльпан... -- А третья? -- Третья? -- Третья, где она? -- Третья у меня, -- сказал взволнованно Бокстель. -- У вас? А где? В Левештейне или в Дордрехте? -- В Дордрехте, -- сказал Бокстель. -- Вы лжете! -- закричала Роза. -- Монсеньер, -- добавила она, обратившись к принцу, -- я вам расскажу истинную историю этих трех луковичек. Первая была раздавлена моим отцом в камере заключенного, и этот человек прекрасно это знает, так как он надеялся завладеть ею, а когда узнал, что это надежда рушилась, то чуть не поссорился с моим отцом. Вторая, при моей помощи, выросла в черный тюльпан, а третья, последняя (девушка вынула ее из-за корсажа), третья, вот она, в той же самой бумаге, в которой мне ее дал Корнелиус, вместе с другими двумя луковичками, перед тем как идти на эшафот. Вот она, монсеньер, вот она! И Роза, вынув из бумаги луковичку, протянула ее принцу, который взял ее в руки и стал рассматривать. -- Но, монсеньер, разве эта девушка не могла ее украсть так же, как и тюльпан? -- бормотал Бокстель, испуганный тем вниманием, с каким принц рассматривал луковичку; а особенно его испугало то внимание, с которым Роза читала несколько строк, написанных на бумажке, которую она держала в руках. Неожиданно глаза молодой девушки загорелись, она, задыхаясь, прочла эту таинственную бумагу и, протягивая ее принцу, воскликнула: -- О, прочитайте ее, монсеньер, умоляю вас, прочитайте! Вильгельм передал третью луковичку председателю, взял бумажку и стал читать. Едва Вильгельм окинул взглядом листок, как он пошатнулся, рука его задрожала, и казалось, что он сейчас выронит бумажку; в глазах его появилось выражение жестокого страдания и жалости. |
