|
Секретарь спросил Корнелиуса, не имеет ли он что-нибудь возразить. -- Нет, -- ответил Корнелиус. -- Признаюсь только, что из всех причин смерти, которые предусмотрительный человек может предвидеть для того, чтобы устранить их, я никогда не предполагал этой причины. После такого ответа секретарь поклонился Корнелиусу ван Берле с тем почтением, какое эти чиновники оказывают большим преступникам всех рангов. Когда он собрался выйти, Корнелиус остановил его: -- Кстати, господин секретарь, скажите, пожалуйста, а на какой день назначена казнь? -- На сегодня, -- ответил секретарь, несколько смущенный хладнокровием осужденного. За дверью раздались рыдания. Корнелиус нагнулся, чтобы посмотреть, кто это рыдает, но Роза угадала его движение и отступила назад. -- А на который час, -- добавил Корнелиус, -- назначена казнь? -- В полдень, сударь. -- Черт возьми, -- заметил Корнелиус, -- мне кажется, что минут двадцать тому назад я слышал, как часы пробили десять. Я не могу терять ни одной минуты. -- Чтобы исповедаться, сударь, не так ли? -- сказал, низко кланяясь, секретарь. -- И вы можете требовать любого священника. При этих словах он вышел, пятясь назад, а заместитель тюремщика последовал за ним, собираясь запереть дверь Корнелиуса. Но в этот момент дрожащая белая рука просунулась между этим человеком и тяжелой дверью. Корнелиус видел только золотую шапочку с белыми кружевными ушками, головной убор прекрасных фрисландок; он слышал только какой-то шопот на ухо привратнику; последний положил тяжелые ключи в протянутую к нему белую руку и, спустившись на несколько ступеней, сел посредине лестницы, которую таким образом он охранял наверху, а собака -- внизу. Золотая шапочка повернулась, и Корнелиус увидел заплаканное личико и большие голубые, полные слез глаза прекрасной Розы. Молодая девушка подошла к Корнелиусу, прижав руки к своей груди. -- О сударь, сударь! -- произнесла она. И не докончила своей фразы. -- Милое дитя, -- сказал взволнованный Корнелиус, -- чего вы хотите от меня? Теперь я ни в чем не волен, предупреждаю вас. -- Сударь, я прошу у вас одну милость, -- сказала Роза, простирая руки наполовину к небу, наполовину к Корнелиусу. -- Не плачьте, Роза, -- сказал заключенный, -- ваши слезы волнуют меня больше, чем предстоящая смерть. И вы знаете, что чем невиннее заключенный, тем спокойнее он должен принять смерть. Он должен идти на нее даже с радостью, как умирают мученики. Ну, перестаньте плакать, милая Роза, и скажите мне, чего вы желаете. Девушка упала на колени. -- Простите моего отца, -- сказала она. -- Вашего отца? -- спросил удивленный Корнелиус. -- Да, он был так жесток с вами. Но такова уж его натура. |
