Изменить размер шрифта - +

     Корнелиус без малодушия, но и  без напускной храбрости принял их скорее
дружелюбно, чем враждебно, и позволил им выполнять свои обязанности так, как
они находили это нужным.
     Он  взглянул  из  своего  маленького  окошечка  с решеткой на площадь и
увидел  там  эшафот  и  шагах  в  двадцати  виселицу,  с которой  по приказу
штатгальтера были уже сняты поруганные останки двух братьев де Виттов.
     Перед  тем  как  последовать  за  стражей,  Корнелиус   искал   глазами
ангельский взгляд Розы, но  позади  шпаг и алебард он увидел только лежавшее
ничком  у  деревянной  скамьи  тело и помертвевшее лицо, скрытое  наполовину
длинными волосами.
     Однако, лишаясь чувств, Роза приложила руку к своему бархатному корсажу
и даже в бессознательном состоянии продолжала инстинктивно  оберегать ценный
дар, доверенный ей Корнелиусом.
     Выходя из  камеры, молодой человек мог  заметить в сжатых  пальцах Розы
пожелтевший листок библии, на котором Корнель де Витт с таким трудом написал
несколько строк, которые, если бы Корнелиус  прочел их, несомненно спасли бы
и человека и тюльпан.

ХII. Казнь


     Чтобы  дойти  от тюрьмы до эшафота,  Корнелиусу нужно  было сделать  не
более трехсот шагов.
     Когда   он  спустился  с  лестницы,  собака  спокойно  пропустила  его.
Корнелиусу показалось даже,  что она посмотрела на него с кротостью, похожей
на сострадание.
     Быть может, собака узнавала осужденных и кусала только тех, кто выходил
отсюда на свободу.
     Понятно, что,  чем короче путь из тюрьмы к эшафоту,  тем больше он  был
запружен любопытными. Та же самая толпа, которая, не утолив еще жажду крови,
пролитой три дня назад, поджидала здесь новую жертву.
     И, как только показался  Корнелиус, на улице раздался неистовый рев. Он
разнесся  по  площади  и  покатился  по улицам, прилегающим к эшафоту. Таким
образом эшафот походил на остров, о который ударяются волны четырех или пяти
рек.
     Чтобы не слышать  угроз, воплей и воя, Корнелиус  глубоко погрузился  в
свои мысли.
     О чем думал этот праведник, идя на казнь?
     Он не думал ни о своих врагах, ни о своих судьях, ни о своих палачах.
     Он мечтал о прекрасных тюльпанах, на  которые он  будет  взирать с того
света.
     "Один удар  меча, -- говорил себе философ,  --  и моя  прекрасная мечта
осуществится".
     Но  было  еще  не  известно,  одним ли ударом  покончит с ним палач или
продлит   мучения  бедного  любителя  тюльпанов.  Тем  не  менее  ван  Берле
решительно поднялся по ступенькам эшафота.
     Он взошел на эшафот гордый тем, что был другом знаменитого Яна де Витта
и  крестником благородного Корнеля, растерзанных толпой, снова  собравшейся,
чтобы теперь поглазеть на него.
     Он встал на  колени, произнес  молитву и  с радостью  заметил:  если он
положит голову на плаху  с открытыми глазами, то до последнего  момента  ему
видно будет окно за решеткой в Бюйтенгофской тюрьме.
Быстрый переход