|
Между тем здесь, -- я этого не скрываю, -- я сделаю вашу жизнь очень тяжелой. -- Спасибо за обещание, господин Грифус. И в то время, как заключенный иронически улыбался тюремщику, Роза за дверью ответила ему улыбкой, полной утешения. Грифус подошел к окну. Было еще достаточно светло, чтобы можно было видеть, не различая деталей, широкий горизонт, который терялся в сером тумане. -- Какой отсюда вид? -- спросил тюремщик. -- Прекрасный, -- ответил Корнелиус, глядя на Розу. -- Да, да, слишком много простора, слишком много простора. В это время встревоженные голосом незнакомца голуби вылетели из своего гнезда и, испуганные, скрылись в тумане. -- О, о, что это такое? -- Мои голуби, -- ответил Корнелиус. -- Мои голуби, -- закричал тюремщик. -- Мои голуби! Да разве заключенный может иметь что-нибудь свое? -- Тогда, -- ответил Корнелиус, -- это голуби, которых мне сам бог послал. -- Вот уже одно нарушение правил, -- продолжал Грифус. -- Голуби! Ах, молодой человек, молодой человек, я вас предупреждаю, что не позднее, чем завтра, эти птицы будут жариться в моем котелке. -- Вам нужно сначала поймать их, господин Грифус, -- возразил Корнелиус -- Вы считаете, что я не имею права иметь этих голубей, но вы, клянусь вам, имеете на это прав еще меньше, чем я. -- То, что отложено, еще не потеряно, -- проворчал тюремщик, -- и не позднее завтрашнего дня я им сверну шеи. И, давая Корнелиусу это злое обещание, Грифус перегнулся через окно, осматривая конструкцию гнезда. Это позволило Корнелиусу подбежать к двери и подать руку Розе, которая прошептала ему: -- Сегодня, в девять часов вечера. Грифус, всецело занятый своим желанием захватить голубей завтра же, как он обещал, ничего не видел, ничего не слышал и, закрыв окно, взял за руку дочь, вышел, запер замок и направился к другому заключенному, пообещать ему что-нибудь в этом же роде. Как только он вышел, Корнелиус подбежал к двери и стал прислушиваться к удалявшимся шагам. Когда они совсем стихли, он подошел к окну и совершенно разрушил голубиное гнездо. Он предпочел навсегда расстаться со своими пернатыми друзьями, чем обрекать на смерть милых вестников, которым он был обязан счастьем вновь видеть Розу. Ни посещение тюремщика, ни его грубые угрозы, ни мрачная перспектива его надзора, которым -- Корнелиусу это было хорошо известно -- он так злоупотреблял, -- ничто не могло рассеять сладких грез Корнелиуса и в особенности той сладостной надежды, которую воскресила в нем Роза. Он с нетерпением ждал, когда на башне Левештейна часы пробьют девять. Роза сказала: "Ждите меня в девять часов". Последний звук бронзового колокола еще дрожал в воздухе, а Корнелиус уже слышал на лестнице легкие шаги и шорох пышного платья прелестной фрисландки, и вскоре дверная решетка, на которую устремил свой пылкий взор Корнелиус, осветилась. |
