|
И, как бы нечаянно, она приблизила свою бархатную щечку так близко к решетке, что Корнелиус мог дотронуться до нее губами. Роза в порыве любви тихо вскрикнула и исчезла. XXI. Вторая луковичка Ночь была прекрасная, а следующий день еще лучше. В предыдущие дни тюрьма казалась мрачной, тяжелой, гнетущей. Она всей своей тяжестью давила заключенного. Стены ее были черные, воздух холодный, решетка была такая частая, что еле-еле пропускала свет. Но, когда Корнелиус проснулся, на железных брусьях решетки играл утренний луч солнца, одни голуби рассекали воздух своими распростертыми крыльями, другие влюблено ворковали на крыше у еще закрытого окна. Корнелиус подбежал к окну, распахнул его, и ему показалось, что жизнь, радость, чуть ли не свобода вошли в его мрачную камеру вместе с этим лучом солнца. Это расцветала любовь, заставляя цвести все кругом; любовь -- небесный цветок, еще более сияющий, более ароматный, чем все земные цветы. Когда Грифус вошел в комнату заключенного, то вместо того чтобы найти его, как в прошлые дни, угрюмо лежащим в постели, он застал его уже на ногах и напевающим какую-то оперную арию. Грифус посмотрел на него исподлобья. -- Ну, что, -- заметил Корнелиус, -- как мы поживаем? Грифус косо посмотрел на него. -- Ну, как поживают собака, господин Якоб и красавица Роза? Грифус заскрежетал зубами. -- Вот ваш завтрак, -- сказал он. -- Спасибо, друг Цербер, -- сказал заключенный: -- Он прибыл как раз вовремя, -- я очень голоден. -- А, вы голодны? -- А почему бы и нет? -- спросил ван Берле. -- Заговор как будто подвигается, -- сказал Грифус. -- Какой заговор? -- спросил Корнелиус. -- Ладно, мы знаем, в чем дело. Но мы будем следить, господин ученый, мы будем следить, будьте спокойны. -- Следите, дружище Грифус, следите, -- сказал ван Берле, -- мой заговор так же, как и моя персона, всецело к вашим услугам. -- Ничего, в полдень мы это выясним. Грифус ушел. -- "В полдень", -- повторил Корнелиус, -- что он этим хотел сказать? Ну что же, подождем полудня; в полдень увидим. Корнелиусу не трудно было дождаться полудня, -- ведь он ждал девяти часов вечера. Пробило двенадцать часов дня, и на лестнице послышались не только шаги Грифуса, но также и шаги трехчетырех солдат, поднимавшихся с ним. Дверь раскрылась, вошел Грифус, пропустил людей в камеру и запер за ними дверь. -- Вот теперь начинайте обыск. Они искали в карманах Корнелиуса, искали между камзолом и жилетом, между жилетом и рубашкой, между рубашкой и его телом, -- ничего не нашли. Искали в простынях, искали в тюфяке, -- ничего не нашли. Корнелиус был очень рад, что не согласился в свое время оставить у себя третью луковичку. |
